8 января пришла весть о том, что накануне в замке Кимболтон скончалась Екатерина Арагонская. Мне чуть не стало дурно, когда по этому поводу устроили празднества. Король, одетый в канареечно-желтый наряд, никак не похожий на траурные белые одеяния, радовался и весь день не спускал с рук Елизавету, а тем временем Анна резвилась в своих покоях. Она вела себя безрассудно, нередко просто неразумно, словно желала показать, что теперь ей все нипочем. Чем больше увивался король вокруг мистрис Сеймур, тем больше внимания расточала Анна мужчинам-придворным.
— Что годится для гусака, то и гусыне подойдет! — как-то воскликнула она, переиначивая старинную поговорку, и стала устраивать в своих покоях пирушки, иной раз с участием наиболее доверенных приближенных его величества.
Король, влюбившийся в новую пассию (которая, как и Анна, была на удивление умна и умела держать нетерпеливого венценосца на расстоянии), тоже вел себя так, словно был неуязвим: устраивал то маскарады, то танцы, то охоты, то турниры. В середине января на рыцарском турнире в Гринвиче с ним случилось несчастье: он свалился с седла, попал под копыта коня и более двух часов пролежал без памяти; потом медленно стал выздоравливать. Но на ноге образовались язвы, и с тех пор Генрих стал хромать.
Лишь 29 января тело Екатерины Арагонской погребли в аббатстве Питерборо. В последний путь ее провожали профессиональные плакальщицы — и, как стало известно позднее, немало ее бывших подданных-англичан, которые рядами выстроились вдоль дороги, чтобы выразить уважение почившей королеве. Анне подданные никогда не выражали искреннего уважения, разве что немногочисленные клевреты-протестанты да еще жители ее родного графства Кент.
И в тот же самый день с треском провалилась миссия, порученная мне Анной. Без большого труда я сошлась с мистрис Сеймур, молясь лишь о том, чтобы Том не вернулся ко двору. Но в один прекрасный день он появился и широкими шагами направился к нам, когда мы, как обычно в дурную погоду, гуляли по галерее. Он еще не успел снять дорожные сапоги и забрызганную грязью накидку, которая так и хлопала на ветру от его быстрого шага. Подмигнув мне (я с удовольствием подбила бы ему этот самый глаз), Том заключил в объятия сестру, даже закружил ее, оторвав от земли.
— Я скучала по тебе, братец, — сказала Джейн, когда он отпустил ее и она отчистила грязные следы, которые остались на ее парчовом платье. — С Эдуардом так скучно, а его жене не нравится все, что бы я ни делала. Но теперь ты вернулся домой, и мы славно повеселимся.