— Тот человек, — начала она почти шепотом, — который должен был умереть. Он… м-мертв?
— Он отправился на тот свет быстрее, чем того заслуживал. — В голосе Лью проскальзывала жестокая ирония. — Из-за известия, которое вы нам принесли, у нас не было времени поступить с ним так, как мы намеревались. Он умер менее чем через пять минут после вашего ухода.
У Леоны вырвался едва заметный вздох облегчения. По крайней мере, это было уже кое-что.
— Разве это не говорит в мою пользу? — осведомился Лью игривым Тоном. — Неужели я не удостоюсь награды за свою снисходительность?
— Проводите меня к раненому, — резко прервала его Леона. — Я уже сказала вам, что сейчас некогда разговаривать.
Когда наконец он открыл дверь и пропустил ее вперед, ей послышалось за спиной его приглушенное хихиканье. Она быстрым шагом двигалась по коридору, возбужденная и натянутая как струна, потому что он следовал за нею.
В доме царила полная тишина. За поворотом коридора, по другую сторону от ее собственной, располагалось несколько маленьких, пахнущих сыростью комнаток, выходивших окнами на север, в которых, как верно заметил Хьюго, никто никогда не жил. Большая часть мебели оттуда была вынесена, а некоторые из них превратились в хранилище для тех предметов из других покоев замка, которые уже отслужили свой срок или, по мнению Леоны, были слишком неприглядны на вид, чтобы украшать собою парадные помещения. Когда они оказались напротив последней двери, Лью вынул из кармана ключ, вставил его в замочную скважину, повернул ручку — и Леона вошла.
На узкой кровати лежал человек, укрытый шерстяным одеялом. Он что-то чуть слышно бормотал про себя, и девушка с первого же взгляда поняла, что у него высокая температура. Она подошла к нему и положила руку ему на лоб. Он весь пылал жаром, кожа была сухой. Невозможно было разобрать, что именно он пытался сказать но по движению губ легко было догадаться, что его мучила жажда.
— Принесите кувшин с водой из моей спальни, — приказала Леона Лью, и тот безропотно повиновался.
Как только он удалился, она откинула одеяло и обнаружила, что верхняя одежда на больном отсутствовала. Его рубашка от поврежденного плеча была разорвана, рана небрежно перевязана носовым платком.
Она сняла повязку, испытывая ужас, смешанный с жалостью, едва взглянув на раздробленное плечо.
Леона как раз пристально рассматривала рану, стараясь определить, была ли извлечена пуля, когда Лью вернулся с водой.
— Пуля уже удалена, — произнес он, словно догадавшись, о чем она собиралась его спросить. — Один из моих парней вынул ее прошлой ночью. Он сделал это довольно неумело, и, осмелюсь доложить, руки его были не особенно чистыми.