Запретный город (Жак) - страница 191

— Моя дорога — рисование.

— До чего же ты упрямый малый!

— А ты не скажешь, почему тебя так зовут?

— А то ты не знаешь, что главнее носа ничего нет? Вот, положим, есть соискатель на место мастерового и надо понять, годится он или нет. И на что прежде всего смотреть? На его нос. Ведь нос — тайное святилище тела. Чтобы творить, парнишка, нужен нос, да еще какой, да еще чтоб дышал! И не только воздухом, что проходит через нос всякого живого существа и потом им выдыхается. Нос должен улавливать дух творения. Коль уж ты выучился грамоте, должен знать, что слово «радость» пишется со знаком носа, а без радости, поверь мне, не построить ничего прочного и долговечного. И самый чистый источник радости — служба во славу Маат.

— Кончай болтать! — крикнул Нахт Богатырь. — Что ты его поучаешь? Не видишь разве, что он ни единого слова твоего не понимает?

— По-твоему, здоровый — так тупой, сила есть — ума не надо? Так, что ли? — спросил Панеб.

Стиснув кулаки, здоровенный Нахт начал медленно подниматься.

— Да я тебе шею сверну, поганец!

Фенед Нос и Каро Угрюмец поспешили вмешаться:

— Тихо, вы, оба! Хорош портить нам настроение. Вино такое богатое пьем, а вы тут… И новый год скоро тоже праздновать будем.

Нахт Богатырь погрозил Панебу пальцем:

— Гляди, дождешься у меня!

— А чего ждать — я всегда готов. Это ты горазд на одни лишь разговоры.

Каменотес скривил рот в ухмылке:

— Зато ты… эх… хоть бы раз смолчал.

Панеб вообще терпеть не мог праздники, а этот его и вовсе утомил. Такая помеха — ему-то невтерпеж было предстать перед рисовальщиками и попросить начальника артели о заступничестве: надо же ему хоть когда-то получить положенное. И потому, как ни услужлива была его супруга, как ни старалась она его не гневить, все равно за ужином он дал волю своему дурному настроению. Правда, с Уабет Чистой что с гуся вода: она же обещала, что будет довольна уже тем, что ей позволено выполнять обязанности хозяйки.

Не в силах снести всеобщей радости по случаю празднования первого дня нового года, сгорая от нетерпения, Панеб за полночь поднялся и выскочил из дома. Покинув селение через малые западные ворота, он пошел по тропинке, которая вела к вершине, нависавшей над Долиной царей. Зная, что дорога просматривается со сторожевых постов, расставленных Собеком по периметру долины, Панеб, дабы укрыться от бдительных взглядов охранников, свернул за кучи щебня и, спрятавшись за той, что побольше, уселся на камень.

Знающие люди предрекали в этом году великолепный разлив и заверяли, что Хапи, щедрый бог нильского разлива, и на этот раз благословит Египет процветанием. Но Панеб плевать хотел на плодородный ил, равно как и на зеленеющие нивы, и на грядущие урожаи, и на все благоденствие родимого края. Он рисовать хотел и красками писать, а братство… Что братство? Оно снизошло к нему и даже удостоило посвящением. Но до сих пор прячет от него тайны его призвания. И держит все ворота, куда бы он ни ткнулся, на замке!