Панеб Жар навсегда запомнил тот миг, когда ему была поведана история локтя, той самой меры, которой бог Тот измерил землю. Он быстро усвоил, что локоть делится на семь ладоней и двадцать восемь перстов. Когда же мастер вручил ему маленький складной локоть и сказал, что этот инструмент теперь его и Панеб будет пользоваться им в своей работе, юноша был счастлив, почувствовав себя хозяином великого сокровища.
Интересно получается: одна из важнейших тайн творчества и творения кроется в теле ибиса. Значит, Панеб раньше только глазел на эту птицу, а ничего не видел. Он понял, что боги непрестанно являют себя и, если открыть пошире глаза и уши, можно прочесть или услышать их послания.
Рисовальщики к нему относились теперь по-другому. Гау Точный читал наставления тем же бесстрастным голосом, но уже не цедил слова сквозь зубы, Паи Доброхлеб и вовсе охотно помогал новому товарищу, а Унеш Шакал обучал его работе с красками и цветом. Под руководством трех опытных мастеров Панеб с легкостью усваивал жесткие профессиональные правила, против которых его вспыльчивая натура, казалось бы, должна была бунтовать.
Каждый вечер, прежде чем покинуть мастерскую, он наводил в ней чистоту, хотя никто ему не велел, Прибравшись, уходил домой не сразу, а лишь нарисовав на куске известняка колесницу, собаку или идущего человека и разбив затем свой набросок на тысячу кусочков. Настанет день, верил Панеб, и его рука будет вырисовывать такие фигуры без запинки, без нужды в поправках и повторах.
Когда он выходил, уже стемнело. На пороге мастерской он столкнулся с Собеком.
— Мастером становишься, Панеб.
— А тебе завидно?
— Какой же ты все-таки задира. Нельзя так, мой мальчик, — такое поведение до добра не доведет.
— Мне грозит начальник стражи?
И Панеб скорчил рожу. Казалось, драки не миновать.
— Мы с тобой не очень-то ладим, — произнес наконец Собек. — Но, по-моему, ты врать не станешь.
— Вздумаешь обвинять меня во лжи — пожалеешь.
— Ну так скажи мне правду: это ты тогда убил одного из моих подчиненных в горах?
— Да ты рехнулся!
— Значит, говоришь, не твоя работа?
— Я тебе уже сказал!
— Я тебя подозревал. Но думаю, что, скорее всего, ты не врешь.
— Попробуй только подозревать… Я ж тебе башку разобью, Собек.
— Тогда тебя схватят и посадят… Ты уж работай себе. Да получше.
«Не он это», — думал Собек, уходя от рисовальщика. Но он не раскаивался в своем поступке. С Панебом прояснилось, значит, остается след, о котором он хотел бы забыть: Абри. Главный управитель западного берега.
Сунуться туда… И нубиец не то что про служебный рост забудет, а, чего доброго, и костей не соберет. Только вот совесть мучила… не может он вести себя как подлый трус.