Я спускался по каменному лестничному маршу под названием улица Давида и с радостью отмечал, что время не властно над этим городом. Здесь ничто не меняется. Взять хоть этих старых толстяков, торгующих овощами. Может, за прошедшие годы они стали еще чуть толще, а лица их слегка потемнели. Но старики по-прежнему восседают за своими овощными бастионами — лиловые баклажаны, рыжие апельсины, огромные кочаны капусты, красный и зеленый перец — и невозмутимо покуривают сигареты в янтарных мундштуках. В переходах все та же разномастная толпа из пропахших пылью людей и животных. Над ней маячат надменные головы верблюдов, мерно вышагивающих с неподъемной поклажей. Нагруженным осликам приходится тяжелее: они с трудом прокладывают себе путь сквозь уличную толчею.
Я шел по Христианской улице мимо многочисленных лавочек, увешанных гирляндами длинных (не менее четырех футов в длину) цветных и позолоченных свечей. Возле храма Гроба Господня, как и раньше, развешено тонкое льняное полотно, разрисованное сценами из Священного Писания: здесь по-прежнему торговали погребальными саванами. Помнится, русские паломники скупали их тысячами и увозили на родину — в ожидании того скорбного дня, когда их души распростятся с бренной землей.
Возле лестничного пролета, ведущего во внутренний двор храма, есть кованые железные ворота. За черными арабесками решетки скрывается маленький, залитый солнцем дворик, а посреди него — действующий колодец. Как раз на моих глазах кто-то вышел из низкой дверцы и, склонившись над колодцем, сбросил вниз ведро, затем начал крутить ворот, чтобы достать ведро обратно.
Так приятно вернуться в какое-нибудь место и обнаружить, что ничего не изменилось, что жизнь идет своим чередом. Крохотная улочка, как и прежде, была наполнена мускусным ароматом. Местные торговцы на протяжении веков жгли здесь фимиам — я хорошо помнил эти черные палочки и маленькие черные пирамидки.
Я спустился по лестнице и прошел в церковь Гроба Господня. Внутри было темно и прохладно. Крохотные лампадки — тлеющие фитильки в стаканчиках с оливковым маслом — перекликались со светом медных ламп, подвешенных на темных цепях. В Ротонде царила тишина. Перед гробницей Христа беззвучно молилась одинокая коленопреклоненная женщина (по виду крестьянка), больше никого не было.
3
Покинув погруженную в тишину церковь, я отправился бродить иерусалимскими переулками и в конце концов пришел к воротам Святого Стефана, иначе Гефсиманским. Это единственные ворота, которые смотрят на Масличную гору. Проходящая под ними дорога уходит в Кедронскую долину.