– Меня – нет, не смущает. Мало ли с кем у него что было! – честно ответила Настя, которая гнула свою линию – дорогу молодым, причем любым способом.
– А ведь он и тебя сможет взять да и поменять на кого-то в недалеком будущем. Это тоже не смущает? – спросила Аграфена.
– Нисколько! Старик уже не доживет, не успеет поменять меня на кого-то. – Анастасия рассмеялась, что выглядело дико при ее синем, опухшем носе. Прямо злой клоун из фильмов ужасов.
– Ты злая, Настя.
– И что? – беззаботно спросила девица.
– Неужели тебе совсем не жалко Ветрову? – Аграфена все пыталась найти в собеседнице хоть каплю женского сочувствия.
– Жалелки не хватит всех жалеть. Мне что, ждать, когда она умрет от старости на сцене? Так я и сама уже в годах прибавлю. А чтобы она сама ушла – не дождешься.
– То есть призывать к твоей совести бессмысленно? – уточнила Груша.
– Абсолютно. У меня ее нет. А про то, что ты ходила к Эдуарду и грозила ему уйти, если он снимет с ролей Таню, я уже в курсе.
Груня опустила глаза. «Значит, девица в курсе, что Эдуард Эрикович не повелся на мою провокацию и совершенно спокойно и неожиданно уволил меня».
– Да уж, добро только в сказках побеждает, – усмехнулась она.
– Точно! На этот раз и ты пострадала. Потому что очень не вовремя влезла к Эдику с просьбой вернуть Ветрову. Наш режиссер все не знал, как от нее отделаться, а тут такой шанс выпал – у той рожу перекосило, да еще траванулась перед премьерой. И декоратора другого он тоже найдет. Не великая ты знаменитость. Эдуард теперь ни перед чем не остановится! – выпалила Анастасия.
– Я не сомневаюсь, у него теперь хороший советчик, дела театра пойдут в гору… Ты, Настя, бесстыжая, вульгарная бездарность. И обоим вам все равно не построить счастья на костях других людей.
– Кто бы говорил! Уж не знаю, что ты с Вилли сделала, просто приворожила с первого взгляда, – огрызнулась старлетка и встала с дивана. – Ладно, я пошла. Вообще-то я к Вилли приходила, да вот тебя застала. Покедова, уволенный декоратор! Отхватила свой куш, так и молчи! – Настя развернулась на каблуках и выскочила из номера.
«Все-таки хорошо, что я ей лицо разукрасила. Понимаю, что Таня все равно выглядит хуже, но и эта нахалка тоже теперь не фонтан», – подумала Аграфена.
Набравшись смелости, то есть выпив еще шампанского, она отправилась к Татьяне.
Под дверью номера Ветровой Груня провела томительно долгое время. На все ее просьбы и мольбы Таня отвечала: «Я никого не хочу видеть! Уходи, Груша».
– А я вот очень хочу тебя увидеть! – твердила художница. – Вот такое у нас тут несовпадение. Я ведь, между прочим, тоже уволенная, так что мы с тобой в одинаковом положении. И полетим домой в одном самолете. И если ты, Таня, мне сейчас не откроешь, я буду вынуждена полезть к тебе через балкон – или с первого этажа, или из соседнего номера. Сразу же предупреждаю: я эквилибристикой никогда не занималась, так что если сорвусь вниз, будешь виновата ты. Я прямо сейчас составлю завещание, и пусть именно так напишут на моей могильной плите. Здесь, я смотрю, уже открыт конкурс на самое нелепое завещание. Думаю, что я, хоть и не сценарист, и не режиссер, смогу переплюнуть своего папашу. У нас с ним это в крови у обоих.