— Вам известно, герцог, как мне хочется получить назначение на должность при дворе королевы. Наконец-то я смогла бы утереть нос всем моим золовкам и свояченицам с кислыми лицами и змеиными языками, которые всегда свысока глядели на меня и открыто осуждали тот факт, что Джордж женился на особе слишком молодой и слишком незначительной, по их, конечно, мнению.
— Вы, без сомнения, оживите унылый Виндзор! — с улыбкой заметил герцог.
— А также и Букингемский дворец, — с уверенностью заявила маркиза. — Но вы забываете о том, что королева сейчас приезжает в Лондон гораздо чаще, чем она имела обыкновение делать это раньше, и, естественно, я буду пытаться склонить ее посещать столицу так часто, как это только возможно.
— Вы в самом деле считаете, что при таких обстоятельствах мы сможем продолжать встречаться? — искренне удивился герцог.
— Если бы вы были женаты, то это было бы вполне возможно, — ответила маркиза, — но в противном случае — нет. Королева станет препятствовать этому любым способом, можете не сомневаться. Я же совершенно уверена в том, что она не назначит меня придворной дамой, пока вы не женитесь или, по крайней мере, не обручитесь.
Герцог встал, подошел к окну и посмотрел на площадь, где росли старые ветвистые липы.
— Значит, я должен быть принесен в жертву, чтобы римские каникулы состоялись, — произнес он, и в его голосе отчетливо слышались нотки сарказма.
— Когда-нибудь вы все равно должны будете жениться, Атол. У вас должен быть наследник, — назидательным тоном проговорила маркиза.
— Я это прекрасно знаю, — нетерпеливо ответил герцог, — но пока время терпит.
— Вам уже тридцать и самое время обзавестись семьей, — сказала маркиза, пристально глядя на Донкастера.
— И вы решили, что я непременно последую вашему совету? — спросил он, и вновь нотки сарказма и циничной иронии прозвучали в его голосе.
— Я не в силах отказаться от вас, Атол! Вы же прекрасно знаете, что только в ваших объятиях я испытываю блаженство, которым не в состоянии одарить меня другой мужчина.
— А ведь многие уже пытались, — словно невзначай заметил герцог.
— Это лишь потому, что я была столь несчастной. Джорджа интересуют исключительно греческие амфоры, античная история и итальянская живопись.
Маркиза замолчала, но вскоре заговорила с неподдельной страстью:
— А я хочу жить сегодняшним днем. Меня не интересует прошлое, а о будущем я и думать не хочу. Я желаю лишь одного — чтобы вы любили меня так же нежно и страстно, как сейчас.
— Неужели мы были недостаточно осторожны, — тихо произнес герцог, словно разговаривая сам с собой.