Совсем недавно он купил коня по кличке Черный Рыцарь, который, как ему казалось, обладал всеми качествами скаковой лошади. Это было великолепное животное, и герцог много слышал о его выдающихся возможностях. Сегодня хозяин пожелал лично испытать Черного Рыцаря.
К сожалению, эти намерения он не смог осуществить ни утром, ни днем, поскольку маркиза Норто пускалась на любые известные ей хитрости, чтобы удержать герцога около себя;
Она, как, впрочем, любая другая женщина, убедив его жениться против его же воли, теперь горько сожалела о потерянной им свободе.
— Мне невыносимо больно представлять вас в объятиях жены во время вашего медового месяца, Атол, — говорила она, с грустью глядя на любовника. — А вы? Как же вы переживете целых три, а может, даже четыре недели вдали от Англии, вдали от меня?
— Я буду скучать, Кларисса, вы ведь знаете, — ободрил ее герцог, поскольку она ждала от него слов утешения.
— Обещайте, что когда вы будете в Париже, то будете думать обо мне каждую минуту, каждую секунду! — просила маркиза.
Ее руки обвились вокруг его шеи, и она проговорила:
— Меня беспокоит и заставляет волноваться не ваша жена вовсе, а тот экзотический и требующий больших расходов круг людей, в котором вы провели столько времени и потратили огромные средства в прошлом году.
Даже если бы герцог и пожелал успокоить ее, у него бы ничего не получилось, поскольку губы маркизы — горячие, требовательные, страстные — не давали ему заговорить. Впрочем, слов и не требовалось!
Позже герцогу (с превеликим трудом) удалось все же вырваться из объятий маркизы, однако он опоздал в Донкастер-Парк, и ужин пришлось задержать на целый час.
Ему едва хватило времени, чтобы помыться, переодеться и выйти приветствовать своих многочисленных родственников и друзей у входа в огромную столовую, которую Адам, должно быть, и задумал для подобных мероприятий.
«Кастертоны — весьма интересные люди», — думал герцог, оглядывая сидевших за столом родственников.
Его тетушки, кузены и кузины, а также его бабушка по материнской линии — все они выглядели если не величественно, то уж, несомненно, благородно, независимо от возраста.
«Хорошие манеры впитываются с молоком матери, как, впрочем, и аристократизм», — думал он, теша себя мыслью о том, что раз уж ему необходимо жениться, то его жена будет представительницей не менее древнего рода, генеалогическое древо которого почти столь же ветвисто, как его собственное.
Но это соображение показалось ему не столь важным, когда он думал об Антонии как о человеке, а не листочке на семейном генеалогическом древе.