Любой знаток верховых лошадей ни за что не упустит возможности купить Герона!
Но как бы ни велико было потрясение от предстоящей разлуки с четвероногими друзьями, им неприятности не ограничивались.
Помимо всего прочего, заботливый дядюшка говорил о браке своей подопечной. Чтобы она, Манелла, вышла замуж за человека, которого не любила и вряд ли могла бы полюбить? Никогда!
Что за дикая мысль! В этом седовласом — как принято говорить, — а точнее, преимущественно лысом, старце она никак не могла видеть мужчину, тем более жениха!
Дряхлый калека, лет на двадцать — двадцать пять старше покойного отца Манеллы, надумал жениться, чтобы завести наследника.
Если бы герцог женился не на старости лет, а вовремя, возможно, он имел бы теперь взрослого сына и не наводил ужас на девушек, содрогавшихся от одной мысли о подобном браке, — от негодования Манелла стала думать о себе во множественном числе.
Гнев застилал ей глаза или они затуманились от слез? Манелла задыхалась, ее сердце билось так, словно приготовилось выскочить из груди…
— Нет, так дело не пойдет, — одернула себя девушка, глядя на портрет отца.
Портрет принадлежал кисти одного знаменитого в те годы художника, писавшего и принца Уэльского Георга еще до того, как тот стал принцем-регентом при своем безумном отце Его Величестве Георге П.
Никто и никогда не видел, чтобы покойный граф Эйвонсдейл вышел из себя, хотя, разумеется, в его жизни были и печальные, и досадные, и опасные моменты.
Все, кто хорошо его знал, ценили в нем бесконечное самообладание, позволявшее принимать правильные решения в самых отчаянных ситуациях.
Отец всегда говорил, что из любого несчастья можно найти выход, стоит только взглянуть на него трезво.
У шестого графа Эйвонсдейла был вид истинного джентльмена. Его взор был полон величественного спокойствия, неотъемлемого качества подлинного аристократа.
Дядя Манеллы, безусловно, был начисто лишен всех этих достоинств.
Еще давно, будучи ребенком, Манелла поражалась, насколько разными были родные братья, ее отец и дядя Герберт.
Манелле вспомнилось, как отцу предъявили крупный счет, по которому не смог расплатиться его злополучный младший братец.
— В каждой семье есть своя паршивая овца, но барана паршивее, чем Герберт, еще надо поискать! — с досадой сказал тогда граф.
Тем не менее он всю жизнь исправно платил за брата долги, и этот счет был не первым и, разумеется, не последним.
По сути, именно из-за безрассудной расточительности Герберта Эйвонсдейла семья его старшего брата постоянно пребывала в стесненных обстоятельствах.