— Ты смотрел на меня… с презрением!
— Только потому, что отождествлял тебя с теми людьми, с которыми ты приехала, — ответил он. — Но это не мешало мне думать, что ты самая прекрасная женщина, что я когда-либо видел в своей жизни!
— Это не может быть… правдой! — воскликнула Теола, припомнив, какой жалкой она, наверное, выглядела в уродливом дорожном платье, выбранном для нее теткой.
Алексис привлек ее к себе поближе.
— Когда мы несли в дом ту девочку, я понял, что со мной происходит нечто странное. Не только твоя красота захватила меня, меня покорило твое мужество. И когда я спасся от солдат, то уже знал, что каким угодно способом, но должен увидеть тебя еще раз.
— Ты не ожидал… найти меня… во дворце? — спросила Теола.
— Я был поражен, — ответил он, — и в то же время обрадовался так сильно, что эта радость затмила все остальные чувства, даже радость от того, что наконец-то у меня собралось достаточно людей, чтобы возглавить восстание против австрийцев.
— Я никогда не думала… не мечтала даже… что ты можешь… полюбить меня.
— А теперь ты знаешь, что я люблю тебя!
Алексис не стал ждать ответа, он нашел ее губы, и она почувствовала, как комната закружилась вокруг них и исчезла.
Остался только свет, тот свет, который, как она знала, исходил от самого Аполлона. Он уносил ее с собой в удивительный мир, где не существует слов, а царит лишь красота, божественная красота.
В саду пели соловьи.
Через раскрытое окно Теола видела луну, сиявшую над долиной в ту ночь, когда она молилась об успешном завершении боя.
Ее молитвы были услышаны, и теперь ей казалось, что невозможно испытывать такое счастье и оставаться на земле.
— Я люблю тебя, дорогая моя!
Низкий голос Алексиса заставил ее приподняться, и она ощутила прикосновение его губ сначала на лбу, потом на щеках.
— Я не верил, что женщина может быть такой милой, такой нежной, такой совершенной! — произнес он. — Ты меня все еще любишь?
— Люблю… так, что и словами не выразишь, — ответил она. — Я думала… когда ты впервые меня поцеловал… что невозможно любить сильнее, но сейчас…
— Сейчас?
Она спрятала лицо у него на груди.
— Я… боюсь! — прошептала она.
— Чего?
— Что вижу сон… что проснусь и увижу — тебя нет.
— Обещаю, что этого никогда не произойдет, — заверил он ее. — Ты принадлежишь мне, Теола, ты моя жена, и ничто и никто не сможет нас разлучить.
— Ты и правда… меня любишь?
— Мне потребуется целая вечность, чтобы рассказать тебе, как сильно я тебя люблю! — улыбнулся Алексис. — Ты — все, к чему я всегда стремился и никогда не находил, священный идеал, который всегда хранился в моем сердце и который я уже начал считать всего лишь иллюзией.