- не надо! Я не перевоплощенная королева Лулулла. Я Ко Дар-Халем, пусть даже последние часы в этом качестве. И я хочу жрать! Ягненка вон того жирного я хочу! Сыру вонючего вон с того подноса. И артишок. Лучше два. А что это там у нас, фаршированный кролик? И его давайте сюда. Я весь день просидел взаперти и перенервничал. Буду раздирать мясо руками.
Почему он сидит, подперев щеку рукой, ничего не ест и глядит на меня с умилением? Понял. Он хочет меня отравить.
- Ко, вина хочешь?
Ох, как же трудно разговаривать с набитым ртом. Хочу, разумеется. Не всухомятку же всю эту роскошь жевать. Мням! Мням-мням-мням. Братцам дважды не повезло. Их не кормили, прежде чем сделать девчонками. Спасибо моему личному обаянию.
- Ко, еда нравится?
- Ага. Вкусно. А Вы отчего не едите?
- Ты кушай, Ко. А что тебе еще нравится?
Глаза закатил и разговаривает со мной томным голосом. Нет, точно сейчас отравит.
- Лошади. Фехтовать — но теперь уже это не имеет значения. Играть с Китти.
- С этим? Тебе бы все равно не разрешили взять его в дойе. Он полукровка.
- Вам-то что?
- Мне ничего. А ты должен был искать себе пару получше, — лорд-канцлер говорил жестко и назидательно.
Кажется, мы сейчас поссоримся. Потому что лучше Китти никого нет. Только к парам типа «дойе
- карун» мы с ним не имеем никакого отношения. Я и не чесал его никогда, его всегда лорд Хару вычесывал. Просто Китти маленький и забавный. И без меня он пропадет.
От этой мысли, только сейчас пришедшей в голову, Ко холодеет.
Я здесь сижу, жру, «хочу, чтобы все было по-настоящему», а Китти останется один, против всех тех, кто считает его полукровкой, никчемным мечником. хотя мечник он, правда, будет никчемный. один. если только Хетти. Святая Лулулла, что я делаю?!!!
- Ко?
— Я. Не. Хочу.
- Ты же только что говорил.
- Мало ли что я говорил! А теперь понял, что я не хочу. И ненавижу Вас, ненавижу! И буду ненавидеть всю жизнь, так же, как мои братья!
Лорд Дар-Эсиль смотрел, как красное вино разливалось по белой скатерти. Смотрел и не видел. Он сам себя ненавидел в этот момент. Увлечься, повестись на какого-то мальчишку с большими глазами и поцарапанными костяшками пальцев! Понадеяться на «по-настоящему», на то, что тот тоже что-то почувствовал! И услышать это отчаянное «Ненавижу!»
Говорят, что легче усмирить демона Чахи, чем привести в ярость лорд-канцлера Аккалабата. Говорят, что легче остановить падающие воды Эль-Зимбера, чем ударить по щеке дара Халемских холмов. Говорят.
От увесистой оплеухи Ко отлетел на середину комнаты. Сжав зубы, попытался подняться, но наткнулся на неумолимые ладони лорд-канцлера, пихающие в плечи, опрокидывающие на спину. Застежки на безрукавке сорвались с треском, последний крик заглушили сухие, торопливые губы. Последний — потому что не было больше криков, потому что жадные хрипы одного эхом отозвались в призывных стонах другого, а потом молча тискались двое, сжимали, переворачивали, путая черные волосы с белокурыми, перемешивая кровь, слюну, слезы. До рассвета, до того самого момента, когда, с трудом поднявшись на шаткие ноги, лорд-канцлер Аккалабата взвалил на плечи молодое, томное после ночных ласк, со спиной — залитой кровью, с шеей — покрытой поцелуями, — тело и понес в спальню. На ту постель, которую после матери Сида никогда ни с кем не делил гордый лорд Дар-Эсиль.