Сола смотрит как завороженная. Кто бы мог подумать, что Хетти тоскует по индивидуальности! Что ему, уже по рождению своему отличающемуся ото всех, поставленному над всеми, хочется, чтобы в нем увидели не просто еще одного безукоризненно владеющего мечом Дар-Халема, а просто Хетти, который умеет лепить из глины и воска чудные замки и хуже, чем Сид Дар-Эсиль, ездит на лошади.
- И поэтому ты выбрал Сида?
- Я не знаю, почему я его выбрал. Может быть, это он выбрал меня, — запальчиво говорит Хетти. Восковой скакун с развевающейся гривой и грациозно поднятой передней ногой уже почти закончен, и Сола твердо намерена оставить его себе. Не все же жабён. ладно, Сиду!
- А лорд-канцлер, естественно, против, — ядовито замечает она. Еще один черный штрих к портрету ее мучителя.
- Ну, а как он может быть за? — Хетти обретает прежнюю рассудительность. Придвигает лошадку по столу к Соле. — После вашей-то трансформации. Я — единственный Дар-Халем, Сид — единственный Дар-Эсиль. Никто не может идти под дуэм.
- Я вижу, что ты переносишь это не особенно тяжело.
Хетти поднимает голову, и в грудь Соле вонзается такая же тупая игла, как тогда, утром, в халемском замке, когда она встала и впервые посмотрела на себя, новую, в зеркало. Стоя на четвереньках, не в силах даже волос от лица отвести, вся мокрая от пота — своего и чужого, от крови, запекшейся вместе с ошметками перьев. Она тогда ударилась головой о стекло и закричала.
Потому что испугалась не своего внешнего вида, а той пустоты, той бессильной усталости, которую увидела у себя в глазах. Которую она сейчас видела в глазах Хетти, беззаботным тоном почему он легко переносит невозможность быть вместе с Сидом.
- … И мы останемся лучшими друзьями. И будем охотиться вместе. И пить эгребское. А потом королева выделит нам прекрасных деле королевской крови. А когда-нибудь Сид, да продлит святая Лулулла дни его отца, станет лорд-канцлером, а я, да продлит святая Лулулла дни отца нашего, буду главнокомандующим Аккалабата. И он станет отдавать мне приказы, и я.
- Хетти, если ты не заткнешься сейчас, я завою.
Сола сама не заметила, как восковая лошадка превратилась в ее руке в бесформенную массу. Она растирает ее между пальцами, пытается отлепить — словно очиститься от чего-то грязного, скверного, в чем провела она эти дни, как злобная паучиха, затворившись в замке Эсилей. Как злобная, эгоистичная паучиха.
- Нет!
Хетти таращится во все глаза. Он уже привык к тому, что сестры ведут себя совсем не так, как вели бы себя его братья в такой ситуации. Но что-то Сола совсем уже. непредсказуемая. Он снова поднимается с кресла.