Алка посматривала на меня, я глаз не мог оторвать от груди, хорошо видной в вырезе платья. Сестра тоже была в платье. Все тут в платьях. Я последний раз немку в платье только в кино видел — все в джинсах и тапочках, на женщин мало похожи… Нет, тут дамы за собой следят. Алка же говорила — неизвестно, какого ван-дамма где встретишь, поэтому надо всегда быть в форме. Естественный отбор интенсивнее. Даже сестра, толстая и неповоротливая, тоже вся украшена — помада бордо, синие веки, румяна…
Время шло к полудню. Я спросил с надеждой, не уйдет ли сестра в тюрьму, но Алка сказала, что тюрьма — далеко, не здесь:
— А что от тебя менты хотят? Чего полковник крутится?
— Так… Виза не прописана… не завизована… А ты как? Платила?
— Сестра помогла. Я ей как раз из твоего подарка отдам.
— Отдай, у меня еще есть. — И я показал ей еще одну (из трех оставшихся) 500-евровых, отчего Алка радостно удивилась:
— Ты чего, рожаешь их? Может, тогда закажем хавку по телефону, а то мы со вчера не ели. Нет, деньги есть. Не до того было с этими заморочками, передачами, продуктами, ебись они сладким пирожком… — Она тронула меня за рукав. — Вчера я, правда, Наташу пригласила, ждали… Я звонила. Где ты был?
Что говорить?
— Я был в городе Можарске, — вспомнил я Хорстовича, упоминавшего что-то такое.
— В Можайске? А чего там? Монастырь какой?
— Да, книги… рукой писаны… Я большой книгочи-тайка… — добавил я, вдруг забыв, как звали того типчика на выставке, от которого китаец убежал: что-то с суффиксом «-айка» типа «балалайка»… Дурайка, кажется… Малознайка?..
Потом она заказывала по телефону китайский обед, а я долго мылся в душе, получив чистые носки и трусы Стояна — трусы были велики, что навело на невесёлые мысли, но в ванную тихо проскользнула Алка, заперла дверь изнутри — щёлк-щёлк! — и, не выпуская меня из кабины душа, руками и губами не спеша убедила меня в том, что кровяные члены куда лучше мясных…
Благостно расслабнув, едва волоча ноги, я вылез из ванной как раз к приходу китайского вестника с разными коробочками, где обнаружились утка по-пекински, рис с тушёными овощами. У него не было сдачи с евроденег, и сестра расплатилась из сумки, забитой бумагами и бланками.
— О, Herbstrollen! Rouladen! Осенние рулады! Как раз осенью! — Я взял длинненькую еду, но они объяснили мне, что рулады не едят, а поют, а это — так, китайские дурацкие пирожки.
На звонки своего телефона Алка не отвечала, только один раз включила и спросила, где он («это Стоян, на всякий случай»), но я не хотел видеть его, и она не продолжала, отщелкнувшись и сказав: