Алисон считает, что именно Бах помог Евгению вновь обрести веру в Господа, она воочию убедилась, какие страдания претерпел ее друг. Спору нет, «Бог» современного христианства, столь «постный» и неубедительный, и впрямь «умер» для Евгения навсегда. Но Бога, о котором говорил в XVIII веке лютеранин Бах, отринуть было не столь просто: музыка затронула самые сокровенные уголки души.
А затронув, обрекла Евгения на новые душевные муки. Алисон вспоминает: «Порой он напивался, бросался на пол, молотил кулаками, чтобы Бог оставил его в покое».
В «Бесах» Достоевского есть персонаж, Кириллов, подобно Ницше ополчившийся в одиночку против Господа. Другой герой романа, Петр Верховенский, зорко подмечает, что в своем всепоглощающем стремлении доказать, что Бога нет, Кириллов обнаруживает «веру, пожалуй, еще большую, чем у попа». Эти слова приходят на память в связи с Евгением, с его упорным распятием Бога. Есть Бог или нет? — вот главный вопрос в жизни. Разум его еще мог как‑то укрыться за теориями, вроде «обобщенного «я»», но душа подсказывала: не обретешь личностного Бога в самом сердце своем — жизнь и впрямь окажется бессмысленной.
Сойду ли в преисподнюю, и там Ты.
Пс. 138:7
В 1956 году Евгений с отличием окончил Помону, поступил в Академию востоковедения в Сан- Франциско, избрав полный курс обучения.
В САМОМ Сан–Франциско Евгений пытался обосноваться на «задворках» общества, которое он отверг, подальше от унылой, размеренной жизни, в которой ничего не происходит, жизни «как у всех». Оказавшись в Академии, он, естественно, быстро сошелся с интеллектуальной элитой Сан- Франциско и начал многое перенимать: выкраивал из скудных средств деньги, чтобы ходить с приятелями в дорогие изысканные рестораны, сделался знатоком и ценителем хороших вин. Изредка покуривал дорогие сигареты с Балкан, которые Алан Уоттс считал «непревзойденными». Зачастил в оперу, на концерты классической музыки, выставки, в театры, не гнушался и авангардистскими постановками. А встречаясь с такими же, как и он, любителями и ценителями искусства, живо делился впечатлениями. В письмах стала проскальзывать модная в ту пору манера излагать мысль как можно более замысловато, не особо считаясь с грамматикой и знаками препинания. Позже он признал, что всё это было наносным, подражательским.
Передовая интеллигенция, среди которой оказался Евгений, держалась очень высокого мнения о своем культурном уровне.
Сан–Франциско превратился в крупнейший в стране центр авангардизма, там зародилось и развилось неприятие существующей обывательской культуры, этакого «тихого омута», в котором пребывала Америка в 50–е годы.