Согласно Алану Уоттсу и его толкованию буддистских учений, искать вообще ничего не нужно, ибо в процессе поиска человек перестает замечать то, что уже ЕСТЬ. Что бы он ни искал: Бога ли, вечной ли жизни — он замыкается в своем поиске, на самом себе, а человеческое «я» — ничто, вымысел, иллюзия. Кроме того, и сама цель поиска абстрактна, а, следовательно, тоже иллюзорна. Учась под началом Уоттса, Евгений разработал фаталистическую теорию, суть которой изложил в письме к приятелю в Помоне: «Я категорически не согласен признать всё мною видимое, слышимое, осязаемое, обдуманное «несуществующим». Я признаю, что все плоды моих ощущений и мыслей абстрактны, а значит, не вполне соответствуют действительности (только конкретное истинно реально), так как и мои органы чувств затуманены абстрактным мышлением. Всё сущее в нашем понимании может иметь название. Однако название — это не само сущее, а лишь ярлык с обозначением. Как видно из буддизма, китайского языка, книг Эзры Паунда, Эрнеста Фенелозы, некоторых современных работ по философии, психологии и семантике, СУЩЕЕ НЕ СУЩЕСТВУЕТ, ибо всё суть наше воображение. Такую придуманную действительность я и обозначил понятием ада у христиан и буддистов. Абстрактность и есть самый ненавистный мне ад. Я готов говорить о нем непрестанно, прекрасно отдавая себе отчет, что слова немощны и не спасут никого. Но я, насколько смогу (или насколько думаю, что смогу), перестану поклоняться этому «сущему», в какую бы высокую духовность его ни рядили, хотя бы и в форме самого Бога. Спасение в том, чтобы увидеть мироздание таким, какое оно есть, а не вещать, глядя на жизнь сквозь красную призму: «Глядите, Единый наш Бог красен!» Держаться такой субъективной оценки — значит держаться абстрактного, а ни есть ли это ад, если мы подразумеваем под этим конец, храним о нем священную память и вздыхаем: «Ах, такова действительность!» Неважно, с кого начать, с себя или с «Бога» — и то, и другое суть абстракции. Главное — пробудиться, прозреть, учит Будда, учит буддизм.
Если не найти спасенья в «Боге», в своем «я», в любой из этих абстракций, КАК тогда вообще СПАСАТЬСЯ?.. НИКАК. Сам себя не спасешь. Это бессмысленно и напрасно. Если Бог — или то, что мы подразумеваем под «Богом» — захочет спасти нас, несчастных грешников, то спасет, сами мы ничего не сделаем. От действия нашего, равно и от бездействия, ничего не зависит».
Если ад — лишь знак, обозначающий тщетность человеческих абстракций, если напрасно «делать» что‑либо, дабы добиться Истины, просветления или спасения, тогда ничто не мешает человеку жить по собственному разумению. Так учил и так жил бывший священник–христианин Алан Уоттс. Последовал этому пути — до логического завершения — и сам Евгений. Вместе со многими сверстниками он принялся «прожигать жизнь». Причем не от порывистости или страстной натуры, а сознательно и расчетливо, словно задумал, сыграв «в поддавки» с падшим миром, примкнуть потом к его противникам. Как подмечает Алисон, Евгений всё еще бунтовал против Бога. Как некогда на Лысой горе, он снова бросал вызов Господу, на этот раз попирая Его заповеди, вкушая от запретного плода с полным осознанием того, что делает.