Прочитал он и все немногочисленные переводы православных книг. Пока он не выучил русский, он смог лишь бегло познакомиться с русскими православными мыслителями: Киреевским, Хомяковым, Леонтьевым. Приходилось довольствоваться переводами работ двух наиболее известных на Западе русских философов: Владимира Соловьева и Николая Бердяева. Оба изрядно отошли от Православия, хотя первый из них в конце жизни, по оценке Евгения, стал более «трезвым и серьезным».
Глубокое впечатление произвела на него поздняя работа Соловьева «Повесть об антихристе», в коей антихрист изображен рассудительным и благодетельным правителем, разрешившем все задачи, объединившим под своим началом все Церкви, посулив им самые желанные мирские блага. Ложному единству «официальной» Церкви Соловьев противопоставляет истинное духовное единство катакомбных христиан последних дней.
Бердяева Евгений уважал за глубокое понимание исторических и общественных процессов, но в корне не соглашался с его воззрениями о «новой эре Святаго Духа», в которой Церковь освятит даже коммунизм. Сходные упования на мир сей проповедовал и еврейский философ Мартин Бубер, чьими работами Евгений тоже восхищался. Он находил заблуждения иудейского мыслителя «более понятными», ибо «только христианам полностью открыта Истина. Иудеи всё еще держатся за старый порядок, когда мир был (или казался) непорочным, но после пришествия Христа стало очевидно, что мир сей обречен. И «новая эра» исполнится лишь вне времени».
Читая труды некоторых католических философов–традиционалистов, Евгений находил их «достаточно полезными и не столь уж далекими от взглядов православия». К их числу он относил Жозефа Пьепера, Этьена Жильсона, П. Даньелу, П. де Любака и, разумеется, Макса Пикара. Книгу Пьепера «Конец времен», основанную целиком на западных источниках, он считал «в основном не противоречащей православному учению». А к трудам консервативного католического писателя Жака Маритэна относился со смешанным чувством. Прочитав его «Науку и мудрость», Евгений признал, что наука должна занимать определенную ступень в познании, однако не согласился с чрезмерным восхвалением ее современного развития и стремлением автора «примирить науку и мудрость в жизненной духовной гармонии».
Его взволновала книга Томаса Мертона «Семиэтажная гора», показавшая, что даже современный человек, как он сам, может последовать призванию и отречься от мира сего, чтобы жить для иного. Сколь обрадовала Евгения первая книга Мертона, столь же разочаровал дальнейший путь философа, в чём мы вскоре убедимся.