Вечером миссис Грант, Ханна и прилипчивая Мэри-Энн, пошептавшись на корме, опять потребовали открыть бочонки, чтобы самим оценить серьезность нашего положения. И опять получили отказ. Три женских спины загораживали от меня мистера Харди. К тому же от голода и ветра у меня то и дело отключались зрение и слух, так что я с трудом воспринимала происходящее, хотя сейчас, возвращаясь к событиям тех дней, могу кое-что восстановить. С одной стороны, я была готова поверить Харди, что на ближайшее время воды у нас достаточно; понятие ближайшего времени уже сжалось до одного-двух дней, поскольку я была уверена: дольше мы не протянем. С другой стороны, мне из принципа хотелось докопаться до истины. Я ловила себя на том, что злюсь и на миссис Грант с Ханной, которые опять будоражили пассажиров, и на Харди, который, весьма вероятно, нас обманывал, да еще и совершал одну оплошность за другой. Но сильнее всего удручали меня искры страха, что мелькали в глазах мистера Харди. Я не желала видеть в нем ни тени слабости, потому что все свои надежды на спасение возлагала только на него. Подобное отношение я замечала и у некоторых других. Даже если претензии миссис Грант были обоснованны, мы все еще цеплялись за свои иллюзии, которых оставалось совсем немного.
На двенадцатый день с неба упала стая птиц.
— Значит, мы выживем! — возликовала миссис Хьюитт.
— Значит, мы умрем! — заголосила Мэри-Энн, которая паниковала по любому поводу.
— Естественно, умрем, — бодро сказал Харди в ответ на посыпавшиеся градом вопросы. — Знать бы еще когда.
— Это нам Бог послал, — провозгласила Изабелла, не утратившая суровости и благочестия; Мария даже перекрестилась.
Мистер Хоффман и мистер Нильссон без промедления схватили весла и стали подталкивать тушки к борту, а мы вылавливали их из воды.
Прокурор сказал мистеру Райхманну, что планирует упомянуть об этом на процессе в доказательство того, что у нас не было нужды убивать друг друга, коль скоро Всевышний соизволил послать нам птиц.
— Как мы могли на это рассчитывать, — возмутилась я, — если до той поры слыхом не слыхивали о подобных явлениях?
Весь день мы спорили, что же это за птицы. Ханна, взяв на себя обязанности священника, благословляла нашу пищу, вещала о Божьем промысле и утверждала, что это голуби, хотя бы в символическом смысле, ибо все пернатые посланники — либо голуби, либо ястребы; надеясь на приближение к берегу, мы по умолчанию согласились считать их голубями, а сами ощипывали буроватые перья, со смехом вгрызались в сырое мясо и обгладывали хрупкие косточки.