Сказки старого Вильнюса (Фрай) - страница 117


В зимний период многие районы Исландии

погружаются в кромешную мглу

не только за счет близости страны к полярному

кругу, но и по причине гористого рельефа.

Поэтому во многих долинах

появление первых лучиков солнца из-за горы

всегда воспринималось как увертюра

предстоящей весны, как ее золотое знамя.

К моменту появления солнца

крестьяне окрестных усадеб

собираются в условленном месте,

стараясь напечь блинов и успеть сварить кофе,

пока капризное солнце вновь не скрылось за вершинами.

Веселье возобновляется при новом появлении солнца,

пока его свет вновь не становится обыденностью.

Дата празднования, конечно же, зависит

от появления солнца в отдельно взятой местности,

однако в крупных населенных пунктах

дату принято усреднять и фиксировать.

Например, жители столицы Исландии Рейкьявика

варят солнечный кофе 27 января.

Покончив с последним клыком, Юль отходит на несколько шагов и внимательно оглядывает дело рук своих. Саблезубый снеговик с перекошенной от злобы физиономией возвышается над сияющими ядовитой цинковой белизной сугробами. На голове у чудища черное, нет, чорное эмалированное ведро, в тонких ручках-веточках огромная коса — не то ржавая, не то окровавленная. Отличная вышла картинка. «Белая смерть» называется. Такую фиг продашь, конечно. Зато можно повесить над собственным, с позволения сказать, ложем. Или даже одром. «А что, и повешу, — думает Юль, — пусть только просохнет. Буду любоваться перед сном. Ненависть согревает, в отличие от электрокамина, который только киловатты жрать горазд».

— Ненавижу зиму, — вслух говорит Юль. И с наслаждением повторяет по слогам: — Не-на-ви-жу!

«И зима отвечает тебе взаимностью», — мрачно добавляет она уже про себя, разглядывая обветренные руки — сколько уже кремов и мазей перепробовала, сколько денег выкинула на этот сырой, промозглый ветер, никакого толку, хоть плачь. И в зеркало лучше не глядеть, потому что зимой там живет бледная мымра с тусклыми, как паутина, волосами, потрескавшимися губами и вторым подбородком, наметившимся уже в декабре и изрядно с тех пор подросшим на сладких, жирных, горячих зимних харчах. Не Юль, а самая настоящая «поня Юлия», экая пакость.

Летом не так, и даже весной уже совсем другое дело. Каждый год в начале апреля Юль вылезает из тяжелого, толстого серо-бурого пуховика, как бабочка из кокона, — еще блеклая, измятая, вялая, но уже живая и с крыльями, которые вот-вот раскроются, дайте только время, дайте дожить до первого жаркого дня, до первого сарафана, и голые плечи мгновенно станут бронзовыми, руки тонкими, глаза сияющими, а светло-русые волосы выгорят еще в мае до цвета небеленого льна.