Он бежал по сонным улицам, нашаривая в кармане ключи от комнаты. Бывшая усадьба хлеботорговца безмолвствовала. Чтобы не встретиться со сторожем, он проник задами во двор. Светя зажженной спичкой, отыскал в столе свои документы, сдернул с гвоздя плащ, висевший здесь третий год, и опять задами покинул двор.
Что-то сдвинув, кого-то оттолкнув, он пробился в угол полутемного купе, сел, откинулся к стенке и замер. Уже поезд набрал ход, а его все не покидало ощущение погони… или — потери?
«Ты прости, прости, — говорил он про себя, — я ведь не от тебя убежал, ты прости!..»
Поладив с совестью, он уснул, а когда открыл глаза, увидел в окошко палисадники с жидкими, растеребленными деревцами, на которых лежала темная пыльца гари; женщины шли к колодцу, катили подводы, проехал грузовик. Проспал момент! Но поезд долго еще двигался мимо окраинных домиков, и не скоро он увидел здание вокзала с барельефными узорами на дверях, высокими полуовальными окнами, не крашеное, а как бы испачканное зеленой краской.
Он опоздал к трамваю и, не дожидаясь другого, пошел к извозчичьим пролеткам.
— На летно-планерную станцию, — сказал он, садясь.
— Что-то я не слыхал такой, — сказал извозчик. У него было сытое лицо и гаерские усики.
«Цену набивает, скотина!» — подумал Якуб, нащупывая в кармане деньги.
Извозчик с другой пролетки подсказал:
— Это, видать, за Бабушкино.
Они поехали по булыжной мостовой. Шли красноармейцы и пели «По долинам и по взгорьям…» У трамвайных остановок толпился народ. Мороженщицы выходили на угол. У магазина промтоваров выстраивалась очередь. Пролетка остановилась у кирпичного здания с надписью «Школа фабрично-заводского обучения «Вулкан».
— Что, приехали? — спросил он.
— Так верней будет, — сказал извозчик и крикнул: — Нюра, а где ваши ребята летают?
— Езжай к красным казармам, — ответила, высовываясь из окна, Нюра. — Там все полем, полем — увидишь.
Опять они долго ехали по городу, затем выехали в поле и полем тоже долго ехали. Наконец он увидел парашютные вышки, огромную овальную крышу какого-то сооружения, мелькнуло крыло планера.
— Стой, — сказал он, — стой, говорю, хватит!
Он расплатился с извозчиком и, не оглядываясь, побежал туда. С пригорка увидел все почти поле, на котором травка была как бы подстрижена, и отдельные залысые места на травянистом покрове, и серые дорожки с травкою по бокам. Вход знаменовался деревянной аркой, посредине которой была прикреплена большая яркая звезда из фанеры, крашенной в алое, под ней аршинными буквами было написано: «Челябинская летно-планерная станция».