Его громовой голос заполнил комнату. Атейла буквально лишилась дара речи. Потом, собравшись с духом, девушка прошептала:
— Я привезла вашу дочь… домой.
— По чьему указанию? — прогремел граф. — Впрочем, зачем спрашивать? Отправляйтесь обратно, туда, откуда приехали.
Атейла в немом оцепенении уставилась на него. Когда она заговорила, ее голос звучал очень тихо и робко:
— Это… невозможно!
— Нет ничего невозможного! — оборвал ее граф. — И скажите той, кто прислала вас сюда, что у меня нет ни малейшего желания общаться с ней, кроме как через адвокатов.
Он повернулся и направился к двери, коротко бросив через плечо:
— Убирайтесь отсюда и побыстрее! Было очевидно, что, сказав это, он собирался уйти. Не в силах сдержаться, Атейла с криком ужаса бросилась к нему:
— Вы не можете… так поступить! Вы не можете… вот так вот, просто прогнать нас в такое время, ночью!
— А почему нет? — спросил граф. — Я вас сюда не приглашал. Уверен, вы можете найти более подходящее место для ночлега.
Он говорил нарочито оскорбительным тоном, но Атейла была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. Чувствуя себя совершенно беспомощной, она взмолилась:
— Пожалуйста… Мы были в пути много дней… Я не смогла бы сейчас забрать Фелисити отсюда, даже если бы нам было куда идти… Она слишком устала.
— Это ваши проблемы!
— Вы не понимаете, мы без перерыва проделали весь путь от Танжера.
Граф обернулся к ней, и на его лице девушка прочла явное удивление.
— Из Танжера? — переспросил он. — Я думал, что она сейчас в…
Он оборвал себя и язвительно произнес:
— В любом случае это не мое дело! Она забрала у меня ребенка три года назад, пусть сама и воспитывает ее.
— Вы не можете так говорить! — возразила Атейла. — Фелисити… не была счастлива там, где жила… Поэтому ее мать настояла на том, чтобы девочка вернулась сюда… домой.
Граф засмеялся:
— Домой?! А вы не находите, что уже поздновато для этого? Нет уж! Забирайте этого ребенка обратно, к ее матери, и будь она проклята!
Может, именно это последнее проклятие окончательно вывело Атейлу из терпения.
Она была напугана, но в то же время ненавидела графа за его грубость и жестокость по отношению к Фелисити.
Она понятия не имела о том, каким бешеным огнем горели ее серые глаза, когда она бросила ему в лицо:
— Хорошо, ваша светлость, если это ваше последнее слово, то мы с Фелисити немедленно покинем ваш дом. Но, так как нам совершенно некуда идти, я думаю, вы не будете против, если мы переночуем у вас на лестнице или в конюшне. Боюсь, что в такой поздний час другого пристанища нам не найти.