– А почему?
– Сейчас перемирие, – с легкой досадой объяснил проводник. – Мы – в горах, на территории драконов. И ты, брат, только что убил одного из них.
– Но я выполнял приказ! Меня послали сюда, чтобы убить дракона! – воскликнул Элдон и тут же согнулся пополам, роняя меч и хватаясь за живот, который внезапно свело жуткой болью.
Заклятие обещанной смерти нанесло удар.
Где-то в северных горах
Удобно устроившись на каменном уступе, Старый смотрел вниз. На дне неглубокого ущелья, там, куда падали лучи нежаркого зимнего солнца, среди камней, льда и снега резвилось шестеро детей. Две старухи, грея кости на камнях, надзирали за их возней. Звонкие крики эхом отдавались от скал. Старый знал, что еще трое подростков недавно покинули эту группу, и еще пятеро детишек слишком малы, чтобы отлучать их от матерей. Всего четырнадцать детей! Как мало! Старик подавил вздох. Он помнил те времена, когда тут под присмотром наставниц возились, по меньшей мере, две дюжины детишек, и еще около десятка ожидали своей очереди быть принятыми в этот своеобразный детский сад. А что сейчас? Племя вымирает. Женщины боятся становиться матерями, ибо знают, что придет день – и вчерашние мальчики станут воинами и непременно погибнут. Сменится еще одно или два поколения, и не только клану Ледяной Глыбы, но и всему племени может настать конец.
Сверху упала тень перепончатых крыльев. Шаман поднял голову. В небе, нарезая постепенно сужающиеся круги, парили два дракона. Единственные из молодого поколения, кто пережил последнюю войну. Всего двое. Сколько у них будет детей? Один-два… Потом он погибнет, защищая жену и малышей, она останется одна, вырастит сына – чтобы проводить его на битву. И все… Конец…
Зимнее солнце не грело старые кости, но шаман готов был закоченеть совсем, лишь бы племя продолжало жить. Будь проклят древний Договор, подписанный кровью! Будь проклята клятва, которую произнесли их деды!
Слежавшийся в ледяную корку снег захрустел под чужими шагами. Не оборачиваясь, по особому отпечатку ауры Старый угадал Зеашень, жену вождя.
«Что тебе надо, дочь моя?»
По возрасту она годилась ему даже не во внучки – в правнучки, – но возражать не стала, давно привыкнув к такому обращению. Зеашень подошла к краю, потопталась, устраиваясь поудобнее, уселась, глядя вниз.
«Я пришла повидать сына», – сказала она. Один из играющих внизу мальчишек был ее ребенком.
«Тогда почему не спустишься к нему?» – Старый кивнул на тропинку, ведущую вниз и начинавшуюся в десятке шагов от этого места.
«Боюсь… Боюсь, что не справлюсь с собой и… просто заберу мальчика! Украду и убегу с ним куда глаза глядят! Еще дальше на север, в дикие горы, подальше от этих мест, куда угодно, где он будет жить!»