«Персональную» опеку упавшего духом больного поручили молоденькой медсестре. Девушка по несколько раз в день заглядывала к Хитали в палату; расскажет новости, пошутит. А уходя, будто ненароком скажет: «Доктор рассказывал о вашем мужестве…».
Но Хитали только позже узнал, какую сложную задачу решали врачи, как трудно им было. Он не знал, что если при пересадке кожи ошибиться хотя бы на миллиметр, будет искажено выражение лица. Поэтому врачи так долго искали решение. Наконец оно было найдено. Но тут же возник вопрос: как применять обезболивание? Наконец и эта задача была блестяще решена.
Наступил день, когда должны были снять повязку. Накануне Хитали почти не спал всю ночь, ждал утра.
Уже снята повязка. Но Захар не открывает глаза. Дьявольский страх сжимает веки, сердце колотится сильно, словно вот-вот вырвется наружу.
— Ты же летчик! — доносится до него чей-то голос. — А боишься!
Слова подействовал, и Хитали раскрыл глаза. Он увидел окно, зашторенное занавесками, а между ними безбрежное бирюзовое небо.
— Вижу! — вскрикнул он. Захотелось вскочить на ноги и броситься на свой аэродром, где пахнет чебрецом и диким луком, припасть к земле…
Прощаясь с врачами и нянечками, Захар совсем повеселел. Подойдя к зеркалу, долго смотрел на себя изучал швы шрамы. Затем с облегчением вздохнул и сказал:
— А ведь не хуже, чем был.
XI
Хитали спрыгнул с подножки «зиса», осмотрелся кругом и уверенно зашагал в сторону аэродрома.
— Товарищ командир! Младший лейтенант Хиталишвили прибыл для дальнейшего прохождения службы, — четко отрапортовал он Толченову.
— Хитали! — вскочил Толченов, тиская в обьятиях летчика. — Комиссар, смотри, кто явился-то!
— Захар! — обрадовался майор Выдрыч. — Наконец-то. Я верил, что ты вернешься!
На Захара смотрели добрые, радостные глаза друзей. Звучало много хороших, сердечных слов, но слова Выдрыча особенно взволновали: он верил в возвращение летчика! Он ждал его! К горлу подступил предательский комок, и на глазах выступили слез.
Не в силах совладать с волнением, Хитали направился к выходу из землянки.
— Да, чуть не забыл! — крикнул вдогонку Выдрыч. — После ужина — на концерт!
Мы торопим шофера, чтобы засветло приехать в поселок. Бегут навстречу порыжевшие, высохшие от зноя поля, кругом однообразная степь. Унылый пейзаж. Когда-то здесь паслись отары овец, тысячи лошадей, а сейчас изредка встретится хищный хозяин этих мест — орел-степняк или взлетит испуганный гулом автомашины стрепет. В полете он похож на утку, угадывается по белым подкрылкам, роняющим на землю отблески вечернего солнца.