Девушка чувствовала, как все внутри нее протестует против подобной бессмысленности жизни.
Общеизвестно, что большинство людей неверующих считают, будто смерть — это конец всего.
«Какая мне разница, — заявила как-то одноклассница Орины, — что будет после того, как я умру. От того, что я буду сидеть на берегу лазурного моря и слушать гнусавые арфы ангелов, мне не станет легче».
Орина тогда согласилась с ней.
А вот другая, более умная ее подруга, сказала:
«Все верования, включая самые древние, утверждают, что смерть — это еще не конец. А многие восточные религии вообще говорят, что после смерти человек перевоплощается в другом теле».
«Ну и что из этого, — возразила ей тогда третья. — Я сомневаюсь, буду ли намного счастливее, если окажусь в теле древнего римлянина или, например, в теле африканского аборигена».
Орина тогда посмеялась над словами соучениц, но подсознательно чувствовала значимость той дискуссии для себя.
«Может, в этом путешествии я найду ответ не только на жизненные вопросы, но и на вопрос о смерти», — подумала она и впервые после того, как у, нее на глазах стрелял в себя Клинт, заплакала.
Она плакала не из сострадания к нему, а от жалости к себе.
Она плакала потому, что осталась жить на земле, на которой больше нет ее отца.
А он так нужен ей!
— Папа! Папа! — кричала она в темноту. — Как ты мог бросить меня? Почему я не могу быть с тобой, где бы ты ни был? Неужели ты не понимаешь, я совсем одна… совсем одна, и мне так необходима твоя помощь!
Сама того не замечая, она говорила вслух громким голосом, и горючие слезы беспрерывно текли по ее щекам.
Когда она немного успокоилась, вокруг царила полная тишина, только волны бились о борт яхты.
В течение следующих двух дней они медленно и спокойно плыли по Мексиканскому заливу.
Но к вечеру третьего дня небо заволокло пеленой, начинался небольшой шторм, и капитан взял курс на берег.
Они переночевали в небольшой безымянной бухте, а наутро, еще до завтрака, отправились в дальнейший путь.
Миссис Карстрайт появлялась только к обеду.
Все остальное время она или отдыхала у себя в каюте, или сидела на палубе, подставив под ноги маленькую скамеечку.
Во время обеда было непривычно тихо, и Орина наконец решилась спросить:
— С вами все в порядке, миссис Карстрайт?
Мне кажется, вы несколько бледны.
— У меня все хорошо, дорогая, — улыбнулась гувернантка. — Просто последнее врем» меня беспокоили какие-то странные боли, но ты же знаешь, я не люблю, когда доктора начинают возиться со мной.
— Да, отец тоже этого не любил, — сказала Орина, — но я думаю, если у вас боли, следует обратиться к специалисту.