Как только Хуарес перевел последнее слово, он убрал свою руку с глаз Орины, и она убрала свою.
Последние лучи солнца скользнули по небосводу и исчезли за горизонтом.
Великое волшебство предстало перед всеми.
Орина видела его, чувствовала его каждой клеточкой своего тела.
Как будто все вокруг тоже почувствовали это, и в вечернее небо взлетела песня, подхваченная одновременно всеми индейцами.
Жрец воздел руки к небу, словно прощаясь с закатившимся солнцем.
И тотчас в сумраке зажглась первая звезда.
Хуарес повернулся к Орине и взял ее за руку.
Когда они спустились вниз и пошли обратно к пещере, люди вокруг, казалось, обезумели.
Они танцевали, кричали, пели, поднимая вверх руки.
Орина не сомневалась: если бы вместо высушенной земли вокруг здесь росли цветы, люди бросали бы их под ноги молодоженам.
Но вот они подошли к ступенькам.
Хуарес медленно поднимался, оборачиваясь и махая толпе, гудящей внизу.
Волнообразно от нее взмывали вверх возгласы восторга.
Люди были счастливы за своего Сото Dios.
Орина и Хуарес еще долго стояли на последней ступеньке, улыбаясь и приветствуя народ.
Наконец Хуарес увлек ее в пещеру.
В их отсутствие там накрыли стол.
На нем стояли четыре зажженные свечи, освещавшие расставленные кушанья и бутылку странного прозрачного вина.
Орина удивленно смотрела на все это, а Хуарес сказал:
— Боюсь, теперь мы сами должны будем развлекать себя, потому что народ за окнами станет танцевать и петь в течение нескольких часов, — от этого никуда не деться.
Пока он говорил, раздались звуки музыки.
Это была совсем не та музыка, какую она привыкла слушать.
Необычные волшебные звуки заполнили ночь, и, казалось, весь мир затаил дыхание, вслушиваясь в мелодию индейской песни.
Орина мысленно вернулась к только что прошедшим церемониям.
Две разные религии скрепили ее узами брака с мужчиной, которого она ненавидела.
Сначала она молилась Богу, чтобы Он спас ее, не дал свершиться чудовищному браку без любви, но не помог ей.
Потом она преклонила колени перед Кецалькоатлем, индейским божеством, и теперь пыталась понять, откуда взялось воодушевление, охватившее , ее.
Может, так подействовали на нее слова индейского жреца или искреннее ликование окружавших ее людей.
Во время этой церемонии Орина испытала необыкновенное чувство святости всего происходящего.
Возможно, что-то магическое было в голосе жреца, или, быть может, в этом дивном вечернем свете скрывался сам Кецалькоатль, несущий свет Утренней Звезды.
Сейчас, сидя за столом, Орина пыталась внушить себе, что ее обманули, оскорбили, заставили войти в мир, которому она не принадлежит.