— Я…
— И вы наверняка вели себя так же в вашей новой семье. Где они сейчас?
— Моя жена умерла четыре года назад. От рака мозга.
— А ваши две дочери?
— Чего вам от них нужно?
— Отвечайте на вопрос.
— Она далеко. В Австралии.
— Они там живут?
Стюре Фолькман не отвечает.
— Вам что-нибудь известно об убийстве двух девушек в Линчёпинге?
— А что мне об этом может быть известно?
— Как вы думаете, Луиса имеет ко всему этому отношение?
— Луиса? С ней я не общался много десятилетий.
Стюре Фолькман сплетает пальцы, нюхает их, кладет руки на колени.
— На вашей совести есть другие случаи посягательств на юных девочек? — Судя по голосу, Зак готов выйти из себя. — Ну что? Есть?
— Зак!
Стюре Фолькман поднимает руки, его длинные белые пальцы образуют забор, за которым он прячется.
— Чего вам нужно, а? Чего вам от меня нужно?
По пути к машине Малин видит, как Зак пытается стряхнуть с себя ненависть и презрение.
— Теперь ты поведешь. — Он кидает ей ключи от машины.
И Малин сидит за рулем, когда они оставляют позади городишко Финспонг. Вокруг них снова густой лес, когда Зак наконец произносит:
— В одном этот чертов старикашка был прав — какого дьявола мы к нему приперлись?
— Мы проверяли одну из версий. Так часто делают — шагают назад, чтобы продвинуться вперед.
— И все же. Дело настолько давнее — все это просто на грани абсурда.
Малин не отвечает. Смотрит на дорогу, пытаясь представить, что происходит в душе у человека, к которому являются по ночам эти белые пальцы, — в те годы, когда формируется доверие к другим людям.
Настороженность.
Страх.
Убежденность, что все желают тебе зла.
Неспособность привязываться к людям, стремление находить все исковерканное, которое подтвердило бы исковерканность в тебе самом.
Жизнь как одинокое блуждание в темноте.
Все, что называется верой в себя, изгнано этими пальцами.
Черные дыры, готовые в любой момент засосать тебя.
Пляж возле Стюрефорса сияет в убийственном свете солнца, от зноя пиджак прилипает к телу Вальдемара Экенберга, когда тот стоит под дубом внутри заграждения.
Пистолет в кобуре кажется теплым, металл даже в тени и под тканью не может сохранить прохладу.
Сулиман Хайиф застыл рядом с ямой, в которой еще недавно покоилась Тереса Эккевед. Он в джинсах и белой футболке: перед поездкой ему разрешили сменить одежду заключенного на обычную, но руки за спиной туго скованы наручниками, чтобы ему не пришло в голову что-либо предпринять.
Купающиеся вновь заполнили это место.
Когда полицейские с задержанным приехали, все поначалу уставились на них сквозь солнцезащитные очки, но теперь вернулись к отдыху, наверняка убежденные, что причина появления полицейских слишком ужасна для такого чудесного летнего дня. Вот там они ее нашли… Это полиция. Это произошло здесь. Сколько ей было? Четырнадцать. Летняя смерть. Под тем дубом…