Нет, только не сегодня.
Хотя все ее существо требует текилы.
Вместо этого она идет в спальню, ложится и закрывает глаза.
Жесткий дневной свет еще держится на сетчатке горящими точками, но из окружающей темноты выступает образ.
Малин видит Натали Фальк на кладбище: губы шевелятся, но голос не ее — звучит голос Петера Шёльда в телефонной трубке.
Ложь сливает образы подростков воедино.
Они достаточно взрослые, чтобы знать: молчание работает на них, уже одним своим молчанием они могут полностью сорвать работу полиции. Тот, кто умеет молчать, сможет выбраться практически из любой переделки. Язык — худший враг виновного.
Малин снова открывает глаза.
Голоса из паба звучат куда более оживленно, чем те, которые она слышала в течение дня, но отдельных слов разобрать невозможно.
Она закрывает глаза. Ощущает тело Даниэля, прижатое к ее телу, его тяжесть. Может быть, все же…
Нет.
Спать.
Усталость берет свое.
Юсефин Давидссон лежит в палате университетской больницы под легким светлым покрывалом и хочет, чтобы ее сознание вспомнило то, что помнит тело. Ее родители сидят в креслах у окна, глядят на мерцающие огни Линчёпинга и тоже ломают голову: что же произошло с ней в парке или где-то в другом месте? Какие тайны скрывают высохшая трава, кора и листья, ночь и темнота? А еще они жаждут вернуться домой, в свои привычные постели.
«Я хочу вспомнить, — думает Юсефин, — но не помню ничего. А хочу ли я вспомнить? Ведь все это было, и неважно, помню я или нет. Скоро меня отпустят домой. Я лягу на веранде и постараюсь вспомнить. Буду шептать сама себе: „Вспоминай. Вспоминай, вспоминай!“»
Земля надо мной — есть ли у нее воспоминания?
Я знаю, почему я сейчас здесь.
Знаю, где я.
Я Тереса.
Должно быть, наверху ночь. Не слышно голосов купающихся.
А я просто ночую здесь, так ведь?
Как это получилось?
Почему я ночую здесь?
Какие вижу сны?
Во сне в комнате звучит голос Туве:
— Береги себя, мамочка, я скоро вернусь.
Из тайного угла в спящем мозгу Малин этот голос произносит те слова, которые она хочет услышать.
— Скоро я буду дома.
Что бы я делала без тебя, Туве?
Без вас?
И вот Туве стоит возле ее постели, протягивает руки, и Малин уже готова обнять ее, но тут дочь снова почти исчезает, ее худенькое тело кажется прозрачным, как голограмма, смутное видение, за которое цепляются память и тоска.
Возвращайся домой, дорогая.
Обещай мне, что ты не исчезнешь.