Но был и второй блок проблем, который отмечают гораздо реже. Если в первом случае вопрос «Кто кого?» стоял в плоскости борьбы: государственный сектор или буржуазный, то во втором случае тот же вопрос «Кто кого?» стоял уже в другой плоскости. Вторая область борьбы была сферой столкновения социального творчества, созидания нового общества снизу самими трудящимися, с одной стороны, и развивающейся государственно-бюрократической партийной надстройки (этой будущей номенклатуры), операющейся на конформизм и мещанство масс – с другой стороны. И если в первом случае общественный сектор (превратившийся в государственно-бюрократический) победил буржуазный, то во втором случае номенклатура, государственно-бюрократическая власть в конечном итоге победила социальное творчество трудящихся.
Но эта победа оказалась пирровой и не была окончательной: номенклатура подобна раковой опухоли на теле социального творчества народа, и если рак убивает организм, то он погибает и сам – на трупе рак паразитировать не может.
Вот почему в СССР в результате неснятости противоречий «ловушки ХХ века» возникла система с мощным внутренним потенциалом вырождения и саморазрушения. Это были, прежде всего, противоречия между сохраняющейся инерцией социального творчества, с одной стороны, и ростом все более мощной и самодостаточной государственно-партийной номенклатуры – с другой стороны.
Наиболее мощно это столкновение проявило себя в период сталинизма, когда в стране был максимален и энтузиазм (это субъективное бытие социального творчества трудящихся), и тоталитарное угнетение. Так возникла общественная система, которую я назвал «мутантным социализмом».
Под последним автором понимается тупиковый в историческом смысле слова тип общественной системы, находившейся в начале общемирового переходного периода от царства необходимости (в частности, капитализма) к царству свободы (коммунизму); это общественная система, выходящая за рамки капитализма, но не образующая устойчивой модели, служащей основанием для последующего движения к коммунизму. По-видимому, эти тезисы требуют некоторых пояснений.
Во-первых, заметим, что исследователю, пишущему работу о социализме в начале XXI века, трудно ответить на мощное возражение критиков, суть которого заключается в констатации кажущегося очевидным положения: никакого иного социализма, кроме того что был в странах мировой социалистической системы, человечество не знает. Следовательно, у нас нет оснований считать этот строй мутацией.
Эта очевидность, однако, является не чем иным, как одной из классических превращенных форм, в которых только и проявляются все глубинные закономерности мира отчуждения. Ум (или, точнее, «здравый смысл» обывателя и его ученых собратьев) хочет и может видеть только эти формы, но не сущность. Между тем в нашем исследовании без выделения сущностных тенденций не обойтись. Эти сущностные тенденции рождения царства свободы, равно как и ростки социализма как интернационального процесса перехода к новому обществу, автор постарался показать в ряде предшествующих работ