Нет, тут же подумала Лидия, это глупости. Если бы боялся, наоборот, хотел бы избавиться от нее. А он, наоборот, зовет жить у них в доме…
А между прочим, не ждет ли он, что и Лидия будет с ним заниматься на этом диване тем же, чем те девчонки с тугими грудями?!
Ну уж нет! Никогда!
Она набрала в легкие побольше воздуху, чтобы на одном дыхании выпалить: «Ну уж нет! Никогда!» – однако вместо этого выдохнула:
— Да! Да, я согласна.
Только потом до нее дошло, что же она сказала. И дошло вот еще что: Матисс отлично понял, что согласие ее касалось не только ухода за мадам Амели, но и относилось к малиновому дивану!
Однако, забегая вперед, скажем: прошло еще три года, прежде чем Матисс все‑таки позвал ее на этот диван. А пока…
Шло время, и Лидия уж думала было, что она все себе нафантазировала. Матисс был вновь приветлив, добродушен, ровен – но и только. И очень заботлив, вот еще что! Случалось, он говорил ей: «Сегодня я задержал вас почти на час, вы вернетесь к себе очень поздно. Я советую вам перекусить в соседнем ресторанчике». И вручал Лидии купюру, которая удваивала ее дневной заработок. Но эти знаки внимания, конечно, уступали его поистине «королевским» подаркам: ежегодно Анри Матисс преподносил Лидии два своих оригинальных рисунка – один к Новому году, другой ко дню ее рождения. А ведь его работы уже стоили огромных денег! Лидия понимала: мэтр хочет косвенно обеспечить ее будущее: ведь он был уже немолод, а она по‑прежнему оставалась одинокой, да к тому же в чужой стране.
И вот однажды… Однажды Лидия сидела на том пресловутом диване (сначала она его за три метра обходила, а потом привыкла, садилась как ни в чем не бывало!) и разбирала рисунки в папках, перекладывая их на стул. Матисс вошел с папкой для набросков под мышкой и сел напротив.
Лидия отложила папки и быстро пересела на свободный стул. Ей показалось неудобным сидеть при хозяине на его любимом диване. И вдруг Матисс скомандовал вполголоса:
— Не шевелитесь!
Раскрыв альбом, он принялся рисовать Лидию в очень привычной для нее позе: голова, опущенная на скрещенные на спинке стула руки.
Она сидела неподвижно, чувствуя, как под взглядом художника у нее начинает гореть тело. Наконец он отложил эту несчастную папку и карандаш… Наконец‑то! Ведь еще минута – и Лидия бы на него просто набросилась. А так все же получилось в угоду приличиям – он сделал первый шаг к дивану…
Не скоро она привыкла к этим его взглядам, не скоро привыкла позировать, не испытывая жгучего желания немедленно сорвать с себя платье! Да, теперь это случалось постоянно: Матисс вполне официально попросил Делекторскую позировать ему.