Что же до французов… Gott im Himmel, они всегда будут нашими непримиримыми врагами. Какая ненависть у них на лицах, когда мы проходим мимо! Пока мы поблизости, они ведут себя вежливо, но как им хочется реванша! Судя по бросаемым в нашу сторону взглядам, они верят в то, что второй раунд нашего поединка окончился бы иначе. Вся германская политика направлена на то, чтобы второй раунд не начался никогда.
Как я благодарен Богу за то, что генерал фон Шлиффен был столь непреклонен во время войны, продолжая наступление в Бельгии и Франции, и нисколько не ослабляя мощнейший правый фланг, несмотря на неожиданно быстрое русское вторжение в наши восточные провинции. Как только мы окружили Париж, выбили из войны англичан и заставили просить мира ублюдочную Третью Республику, мы без труда вернули себе те кусочки территории, которые украли у нас царские орды. Очень скоро мы выкинули славянских недочеловеков из фатерланда — назад в степи, где им самое место! Мы так пока что и не воздали России должного в полной мере, но и этот день когда‑нибудь придет. Я в этом не сомневаюсь — нельзя позволить этим казацким ордам снова угрожать цивилизованной Европе.
Однако вернемся к французам. В Лилле, как и везде в этой стране, постоянно возникают, зреют и зарождаются бесконечные планы реванша. Я должен до них докопаться, пока они не оказались слишком опасными. От местной фельджандармерии помощи не жди — это ясно как Божий день. Но я тем не менее уверен в себе. Сверхчеловек движется к победе, если надо — в одиночку, и ничто не может его остановить. Таков мой план действий в Лилле.
Я жажду получить от тебя весточку. Сознание того, что твои чувства ко мне совпадают с моими чувствами к тебе, укрепили бы мой дух в смертельной схватке с врагами германского народа и Кайзера. Мечтаю увидеть тебя снова как можно скорее. Я пригласил бы тебя на скромный пикничок, и мы бы гуляли при луне и целовались до изнеможения. С надеждой на возвращение домой героем, я буду и дальше бороться здесь, на чужбине, с красными, евреями и всеми остальными злодеями, строящими козни против фатерланда. Со всей моей любовью и патриотизмом, остаюсь твой
Дядюшка Альф.
* * *
17 мая 1929 года
Дорогая, любимая Гели,
Как я рад наконец‑то получить от тебя весточку! Когда я получил твое письмо, я прежде всего поцеловал почтовую марку, зная, что всего два дня назад к ней прикасались твои сладкие губы. Я рад, что в Мюнхене все хорошо, хотя я не знаю, радоваться ли тому, что ты пела в кафе. Мне это как‑то не кажется очень респектабельным, пусть это и было, как ты говоришь, «весело». Долг и дисциплина — превыше всего, всегда и везде. Народ, не понимающий этого, обречен. Скажем, французы до войны очень любили повеселиться. Сейчас они за это расплачиваются, и они это вполне заслужили.