— Тетя хоронит бутербродики с колбаской?
— Тетя кота хоронит. Иди своей дорогой, добрый человек.
Не обращая внимания на летящие комья земли, пес сиганул в могилу и яростно заработал лапами.
— Фу, Гизер, ко мне! Там кот, он дохлый, он нам не нужен!
И тут хладнокровие покинуло Альбину. Она прыгнула в яму вслед за Гизером и вцепилась в коробку.
— А ну, пошел вон!
Пес зарычал. Альбина зашлась в рыданиях.
— Оленька, Оленька моя, — шептала она, накрывая телом картонный гроб. Необъятное, невыразимое горе сомкнуло над ней свои темные воды, и там, под толщами этих вод, она не видела и не слышала ничего, что творилось вокруг. Необходимость сохранять тайну больше для нее не существовала. В глубине разверзшегося перед ней одиночества эту тайну не от кого было хранить. Она даже не заметила, как хозяин пса под мышки выволок ее, прижимающую к груди коробку, из могилы. Не заметила, как пополз раскисший картон, прогибаясь под невеликой тяжестью Лёкиного тела, как Гизер схватился зубами за кружевной край крестильной рубашки. И когда человек с бородой забрал с собой сумку с трупом младенца и ушел в поселок за подмогой, предварительно привязав Альбине бечевкой запястья к лодыжкам, она все еще повторяла: «Оленька, Оленька моя».
Тогда, в двухтысячном, Альбину Аникину признали невменяемой, и четыре месяца она провела на лечении у доктора Осецкой. То, что привело ее в клинику на сей раз, было куда как более прозаично: старческое слабоумие.
В то время как на мобильный Матильды пришло сообщение с нового, нью-йоркского номера Юлия, извещавшее ее о том, что с ним все в порядке, Матильда и М. как раз входили в торговый центр «Европейский». За предстоящим ужином они собирались обсудить покупку М. одной из работ Матильды. Поравнявшись с концертной площадкой, Мати на секунду остановилась. Сцена была залита алым светом, как заревом пожара. Сверху, из темноты, по канату спускались танцовщики-акробаты: трое мужчин и одна женщина, в трико и шлемах, увенчанных конскими хвостами. Играла оглушительная музыка. Матильда усмехнулась: вот это работенка у парней, кувыркаться по часам перед ярмарочной публикой.
Они поднялись на третий этаж, в фиш-хаус, и хостесс проводила их за столик у окна, откуда открывался вид на площадь Европы. Пока Мати и М. изучали меню, выступление акробатов закончилось. Трое мужчин и одна женщина сели в лифт, идущий наверх. Они совсем не разговаривали между собой; каждый из них вышел на своем этаже. Каждый из членов террористической группы «Всадники Апокалипсиса». Мати заказала теплый салат из осьминогов с картофелем, М. — черную треску. Взрывчатка была заложена в разных местах торгового центра, но все взрывные устройства должны были сработать одновременно, превратив «Европейский» в братскую могилу класса люкс более чем для двух тысяч человек.