Мы же еще так молоды, нам самая пора пришла освободиться от наших многолетних любовей, в которых мы закоснели и измучились, как в гипсовых корсетах. Разве не поняли мы, насколько мертвы наши возлюбленные, даже те, кто продолжает жить где-то в запредельном далеке от нас? Никто не помнит, никто никогда не узнает, какими мы были друг для друга пятнадцать лет назад, но, может, это и к лучшему. Зачем пытаться измерить кривизну временных искажений — ведь мы наконец-то умеем отпускать. Просто разжимать затекшие ладони и плыть наверх, к свету, не прощаясь и не оглядываясь на наши затонувшие сокровища.
Накопившаяся усталость лишала Агнию воли. Ей хотелось в отпуск, хотелось в Москву, хотя бы на несколько дней. Оказаться наконец-то за тысячи километров от осточертевших лиц, больничных ритуалов, материнских наставлений. Ей вдруг тесен и душен стал город, где ее жизнь не менялась годами. Она представляла себе зловещую тишину широких и пустынных послепраздничных улиц, торжественное и траурное белое московское небо. Настоящее, полновесное утро первого января, дающее испытать всегдашний укол разочарования: как, и это все? Она вдруг почувствовала, как не хватает ей будущего; каждый новый год щелкал у виска пустым барабаном, а ей нужны были перемены. И пусть в этот раз сестры едят салатики на дежурстве без нее, а больные как хотят, так и водят вокруг елочки свои дурацкие хороводы. Агния потянулась к телефону и набрала десятизначный номер.
— Привет, зайка, я долго болтать не буду. Хочу взять билеты на поезд на двадцать восьмое, в Москве буду тридцатого, ладно?.. Дней на пять. Йоши не будет против, если я остановлюсь у вас?
Обладание невозможно никем и ничем. К чему бы ни стремился человек, что бы ни завоевывал, чего бы ни желал страстно, эта страсть всегда одна и та же. Владеть. Мы хотим обладать знанием, силой, властью, талантом, деньгами, друг другом, хотим иметь семью, любовь, дружескую поддержку. Все равно, получим ли мы желаемое от рождения, заработаем тяжким трудом, дождемся, выклянчим, дотянемся и схватим, догоним и отберем, — мы не сможем владеть этим долго. Жизнь будет вести нас от потери к потере, тыча в каждую носом: обладание невозможно. Здесь, в этом мире, ничто не может быть нашим, кроме нас самих. Наши дети вырастут и покинут нас, наши подвиги забудутся, наши любовные истории закончатся. Есть только один способ мириться с таким положением вещей: раз и навсегда приучить себя к мысли, что все данное нам — в нашем вре́менном пользовании, и радоваться этому надо сегодня.