Миша с заданием справился. Принимая готовый продукт, Наталья его похвалила:
– Малыш, ты кудесник. Коли ночью его украдут, я привяжу тебя шеей к столбу, а ножонками к бамперу. Буду тянуть до тех пор, пока ты не вырастешь в дылду.
Миша расплылся в улыбке:
– А потом эта дылда вас всех отдолдонит.
– Тоже бисексуал? – спросил я Наталью.
– Кто ж его пробовал! По мне – так бессексуал…
Покончив и с шопингом, мы вернулись домой, приняли душ, переоделись в обновки и, заскочив в цветочный на “Баррикадной”, поехали на прием. Жанна спешила. Едва мы покинули очертания города, она наподдала газу и сбросила скорость только на въезде в какой-то элитный поселок, где наш “фольксваген” уперся в шлагбаум. Мы подождали, пока охранник сверит номер машины со списком гостей.
– До сих пор ты видел в Москве не Москву, а ее дешевое общежитие. Чтобы увидеть Москву настоящую, надо сбежать от нее километров за двадцать.
На лужайке перед особняком толпился народ, назвать который народом язык как-то не поворачивался.
– Добро пожаловать в столицу, – сказала Жанна. – За границей когда-нибудь был? Считай, ты ее пересек.
– Здесь мы все заступили границу. – Какой-то старик с мясистым лицом вырос у нас за спиной и виновато представился: – Кортаханов, актер.
Даже услышав его знаменитое имя, я его не узнал. Вместо привычной синевы, чьи лучи пробивались в российские нулевые еще из советских семидесятых, вне экрана глаза его отливали слезливой желтушностью, наводившей на мысль о запорах.
– Андрюша-хандрюша! – обняла его Жанна. – Рада видеть тебя. Как дела?
– Как у того, кого больше нет.
– Ну-ну! Перестань. Ты еще дашь нам всем жару.
– Скорее дам дуба. Я старый никчемный фигляр.
– Это пока ты не выпил. Иди накати и расправь свои крылья.
– Мы все заступили границу. Только вы – на сегодня, а я – навсегда.
– Удивительно, что он еще где-то снимается, – шепнула мне Жанна, обнаружив на плече у меня невидимую соринку. – Проще корчить рожи слоновьими ягодицами, чем работать таким вот лицом. Пойдем, пока этот нюня не залил нас слезами.
Вслед за актером я был представлен двум смешливым банкирам и их трем супругам, две из которых приходились друг другу сестрами, а третья сперва доводилась женой плюгавому кинопродюсеру, который был тут как тут, непрестанно дымил толстой трубкой и отличался нахальной манерой поводить раскрытой ладонью у дам перед грудью. Когда слово брал кто-то другой, продюсер играл желваками, сыпал пепел на платья и кашлял в лицо своим женам, благо их обнаружилось здесь тоже две. Его новая благоверная была старше предшественницы лет на пятнадцать и не поленилась прихватить их с собой, из чего я заключил, что дела у банкира двинулись в гору, в то время как компас продюсера вперился стрелкой на юг.