Мне было угодно войти первым в морг и на минуту остаться вдвоем с моей мертвой женой.
На сей раз я сам расстегнул целлофан и начал осмотр с той половины лица, которой вчера еще Анна всего лишь спала. К моему огорчению, смерть времени зря не теряла: складка у губ проступила резче и глубже, а веко чуть приподнялось, отчего улыбка приняла выражение мстительного страдания, за которым крылось что-то такое, чего я, как ни тщился, не мог прочитать. Кожа на ощупь была холодна и тверда, словно это была и не кожа.
– Довольно, – сказал мне Махмуд. Я не заметил, как он подошел. – Свидание кончено.
– Свидания не получилось. Я ее не нашел, – сказал я.
– Ты ее не терял, – возразил лейтенант. – Это уже не она.
Мы погрузили тело в прицеп. Полицейский в чувяках провожал нас с порога, отдавая торжественно честь. На сей раз козырял он не нам. Саид помолился и тронул. Лейтенант вытащил из-под сиденья бутылку и протянул ее мне. Пить я совсем не хотел.
– Похвально, – одобрил Махмуд. – Но виски возьми. Пригодится.
– Сколько я тебе должен?
Он отмахнулся:
– Потом. Видишь ту гору?
Гора как гора. Ничего меня не кольнуло.
– Там оно и случилось?
Махмуд лишь кивнул.
– Отбиться не хочешь?
– Нет, – сказал я. – Гора как гора.
Я отвернулся и сразу заснул. А проснулся часа через два весь в поту. Оглянувшись, увидел, как скачет за нами прицеп, издавая какие-то странные звуки.
– Останови, – попросил я Махмуда.
Тот удивился, но приказ Саиду отдал. Я вышел из джипа и сделал им знак обождать. Когда распахнул морозильник, тело было на месте. Привязанное узлами к стенкам камеры, с момента отъезда из Эль-Канитра-Тарфаи оно не сдвинулось ни на волос.
– Почудилось, – сказал я, вернувшись в машину.
– Что-то приснилось?
– Напротив: совсем ничего. Полный провал. Будто меня самого во мне не было.
– Представляю, как ты себе надоел!
Я не сводил глаз с прицепа. Несмотря на ровный асфальт, по которому даже наш экипаж ехал сравнительно гладко, кативший за ним катафалк вел себя слишком игриво, чтоб не сказать издевательски. Платформа подпрыгивала, как поплавок на волне, хотя зримых причин для такого развязного поведения не было: ни выбоин на шоссе, ни порывов ветра. Прицеп не бежал, а исполнял какой-то скабрезный аллюр – настолько вертлявы, расхлябанны были движения, сопровождаемые разбудившим меня странным звуком. На что этот звук был похож? На бряцание сбруи!
– Ты слышишь, Махмуд?
– Тебя? Говори.
Я смешался.
– Нам долго еще?
– Вон Эйт-Меллул. За мостом – Инезган. До Агадира еще километров пятнадцать.
Когда мы въезжали на мост, меня обуяла тревога и я уже знал: до Агадира мы не доедем.