С другими — в розовые груды.
Грудей. А я тебе пребуду.
Сокровищницей подобий…
А им, хоть тресни, нужны были розовые груды грудей!
Ну и пожалуйста! Ну и не надо! Тогда я буду завидовать Богородице: «Не потому, что такого родила, а потому, что так зачала!» Тогда я горделиво провозглашу: «Плоть это то, что я отрясаю…»
Народная мудрость гласит: не зарекайся!
В Берлине Сергей, Марина и Аля прожили не очень долго. В Чехии жизнь была дешевле, правительство Масарика обещало пенсию участникам Белого движения, Сергей учился в Праге, можно было поселиться неподалеку — в Мокропсах. Сергей настаивал на переезде. Марине было все равно: с Гулем, Геликоном, Эренбургом и не сладилось, ну и бог с ними. Ведь у нее уже завязалась творческая переписка с Пастернаком, которая вскоре перерастет в эпистолярный роман такой силы и страсти, что она даже припишет Борису Леонидовичу зачатие своего сына (учитывая, что они не увидятся за все время течения этого романа ни разу, это признание будет звучать совершенно в духе «завидую, что так зачала»), а не все ли равно, откуда письма писать — из Берлина или Праги?
Вереницею певчих свай.
Подпирающих Эмпиреи.
Посылаю тебе свой пай.
Праха дольнего… По аллее.
Вздохов — проволокой к столбу —
Телеграфное: лю-ю-блю…
Одновременно у нее начался и надолго затянулся — пылкий, пылчайший! — столь же эпистолярно-сексуальный (сугубо виртуальный, как выразились бы сейчас мы, порождения хайтековского века), что и с Пастернаком, роман с Александром Бахраком. Он был очень молод, этот рецензент ее только что вышедшей книги «Психея», на десять лет младше Марины. А значит, с ее точки зрения, он идеально подходил для объекта все той же матерински-страстно-женской любви. И годился для обмена письмами — в надежде на столь же иссушающую откровенность-любовь-мечту: «Незнакомый человек — это все возможности, тот, от которого все ждешь».
Впрочем, взаимность даже не имела особого значения, главное — чтобы Бахрак не мешал Марине любить его!
Ну, слава богу, он оказался достаточно умен и не мешал. Хотя, пожалуй, иногда пугался бури признаний, которые на него обрушивались.
Материнское — сквозь сон — ухо.
У меня к тебе наклон слуха.
Духа — к страждущему: жжет? да?
У меня к тебе наклон лба.
Дозирающего верховья.
У меня к тебе наклон крови.
К сердцу, неба — к островам нег.
У меня к тебе наклон рек.
Век… Беспамятства наклон светлый.
К лютне, лестницы к садам, ветви.
Ивовой к убеганью вех…
У меня к тебе наклон всех.
Звезд к земле (родовая тяга.
Звезд к звезде!) — тяготенье стяга.
К лаврам выстраданных могил.