Зинаида Николаевна рассорилась с Белым и Брюсовым. Никому она не могла простить службу у большевиков. В том числе и Блоку.
Я не прощу.
Душа твоя невинна.
Я не прощу ей никогда,
— написала она, прочтя «Двенадцать». И не только написала, но и высказала это публично. Вспомним, как страшно мучился Александр Александрович, умирая: все ли экземпляры «Двенадцати» уничтожены?
— Люба, хорошенько поищи и сожги, все сожги!.. — повторял он жене, Любови Дмитриевне Менделеевой.
Эмоциональное и интеллектуальное влияние Гиппиус было очень сильным. Не зря современники называли ее «умнейшей женщиной своего времени». А она только плечами пожимала: «Ведь среди женщин даже и такой дешево-нарядный ум, как мой, — редкость. Тогда бы мало кто кого любил!» И недаром Лейба Троцкий (тот самый, которого Владимир Ильич называл проституткой, но это так, к слову) выразился на ее счет с такой брызжущей ядом ненавистью: «Пожалуй, через сотню лет историк русской революции укажет пальцем, как гвоздевый сапог наступил на лирический мизинчик питерской барыни, которая немедленно же показала, какая под декадентски-мистически-эротически-христианской ее оболочкой скрывается натуральная собственническая ведьма».
Понимая, что «гвоздевый сапог» сможет очень скоро не только наступить на «лирический мизинчик», но и горло раздавить, Мережковские и Философов решили уехать из «царства дьявола». Дмитрий Сергеевич попросил разрешения на отъезд за границу на лечение. Отъезд был категорически запрещен. Однако в конце 1919 года они втроем плюс секретарь Гиппиус Владимир Злобин тайно перешли польскую границу в районе Бобруйска.
Сначала они поселились в Минске, а в начале февраля 1920 года переехали в Варшаву. Поставили на Бориса Савинкова, которого знали уже много лет, потом на маршала Пилсудского… В Савинкове-политике скоро разочаровались: «Он глубок, но как дыра, проткнутая палкой, — с презрением отозвалась о нем Зинаида Николаевна. — Глубок, но узок!» Что касается надежд, будто Юзеф Пилсудский, глава польского правительства, сплотит вокруг Польши все антибольшевистские силы и спасет мир от большевизма, то они рухнули 12 октября 1920 года, когда Польша и Советская Россия подписали перемирие. Было официально заявлено, что русским, проживающим в Польше, запрещается под угрозой высылки из страны критиковать власть большевиков.
Через неделю после принятия указа Гиппиус, Мережковский и Злобин сами себя «выслали» — уехали в Париж. Дима Философов остался при Савинкове…
В Париже у Мережковских еще с дореволюционных времен имелась квартира, в которой так и ждали их мебель, вещи, посуда, постельное белье. Находилась она в доме 11-bis по улице Колонель-Бонне (rue Colonnel-Bonnet) в 16-м округе Парижа. У них не было такого ощущения бездомности, как у других писателей-эмигрантов. Мережковские возобновили знакомство с Константином Бальмонтом, Николаем Минским, Иваном Буниным, Иваном Шмелевым, Александром Куприным, Николаем Бердяевым и другими, стали принимать у себя, как принимали в Петербурге.