В 1886 году Валентин Серов впервые принял участие в выставке Московского общества любителей художеств, был замечен и одобрен — именно благодаря портретам оперных знаменитостей. Потом были созданы «Девочка с персиками», «Девушка, освещенная солнцем», «Заросший пруд».
Постепенно он стал модным художником. Писал портреты на заказ богатым и известным людям, но иногда уезжал подальше от света — на дачу в Финляндию или в Тверскую губернию, где писал виды русской природы.
В 1900 году, порвав с Товариществом передвижных выставок, Серов стал официальным членом объединения «Мир искусства». Именно тогда он обратился к исторической живописи. Его картина «Петр I» вызвала восторг ценителей, несмотря на то (или вследствие того), что Серов увидел императора совершенно нетрадиционно. О Петре I он судил так: «Обидно, что его, этого человека, в котором не было ни на йоту тщеславности, оперы, всегда изображают каким-то оперным героем и красавцем. А он был страшный: длинный, на слабых, тоненьких ножках и с такой маленькой, по отношению ко всему туловищу, головкой, что больше должен был походить на какое-то чучело с плохо приставленной головою, чем на живого человека. В лице у него был постоянный тик, и он вечно „кроил рожи“: мигал, дергал ртом, водил носом и хлопал подбородком. При этом шагал огромными шагами, и все его спутники принуждены были следовать за ним бегом. Воображаю, каким чудовищем казался этот человек иностранцам и как страшен он был тогдашним петербуржцам». Именно таким изображен Петр на серовской картине.
Кроме исторической, Серова привлекала и античная тема: «Похищение Европы», «Одиссей и Навзикая». Античность он воспринимал как декоративно-прекрасный, фантастический сон, даже более убедительный, чем реальность.
И тут вдруг (или не вдруг?) реализм приелся художнику. Резко изменилась манера его письма. Для дягилевских «Сезонов» он создал афишу с портретом балерины Анны Павловой, где небольшим количеством точных, изящных штрихов углем и мелом на темно-голубом фоне добился такой воздушности рисунка, что балерина кажется летящей ввысь, «как пух из уст Эола». Афиша была так удачна, что о ней говорили больше, чем о самой балерине.
Теперь ему был заказан «персидский» занавес для балета «Шахерезада».
И вот он в парижском театре «Chatelet» увидел Иду, познакомился с ней и получил предложение написать ее портрет.
— Монументальность в каждом ее движении, — восхищался Серов, увидев ее на сцене. — Да ведь это оживший архаический барельеф!
Художник точно заметил: Фокин выработал в танцовщице плоскостной поворот тела, словно на фресках древнеегипетских пирамид.