Нет, это же надо: камень лежал в траве там, где его мог видеть каждый, но не увидел никто, кроме него! Над водруженным в храме камнем повешена была такая табличка: «Из былия извел Львов».
Такое ощущение, что он сам себе «из былия возвел» прижизненный памятник, явившийся именно ради него из тьмы времен, которой мы все принадлежим и в которую все мы непременно канем.
В Феодосии Николай Александрович снова заболел. Однако успел доехать до Москвы — здесь и умер в ночь с 21 на 22 декабря 1803 года в возрасте 52 лет. Маша, которой помогала верная Лизанька, была при нем.
Мария Алексеевна умерла в 1807 году, словно дожидалась, пока ей тоже сравняется 52 года. Ее похоронили рядом с тем, кто был смыслом ее жизни.
Опекунами детей Львовых стали Державины: Гаврила Романович и его жена Дарья Алексеевна, урожденная Дьякова.
В 1810 году Державин приехал в Черенчицы-Никольское — поклониться праху друзей. Престарелый Гаврила Романович был необычайно грустен, ибо в определенном возрасте мысли о смерти, и всегда-то невеселые, не могут не навевать глухой, непроглядной тоски.
Он ехал на могилу людей, которые клялись любить друг друга вечно, а где они теперь? И где их любовь? Об утес времени разбивается даже самая пылкая страсть, и самые благие намерения, самые смелые мечты всегда заканчиваются только эпитафией… Так подумал поэт — и решил сложить подобающую надгробную надпись своим друзьям, истории их любви, их счастья и страданий.
Стояла зима. Державин задержался у холма, на котором возвышался храм Воскресения, выстроенный в прекрасном стиле тех же ротонд, которые так любил Николай Львов. В подземной части храма находилась родовая усыпальница Львовых, в мощном цокольном этаже из темных блоков колотого валуна помещалась Никольская церковь, над ней вздымался храм Воскресения.
Вечернее бледное солнце золотило купол и заходило как бы в храме. Державин вспомнил мечты своего друга: «Я всегда думал выстроить храм солнцу, чтобы солнце в лучшую часть лета сходило в дом свой покоиться». И еще вспомнил стихи его:
Родился,
Влюбился,
Женился
И жил, пока любил.
Державин вздохнул, перекрестился… и пошел прочь, слагая в уме такие строки:
Да вьется плющ,
И мир здесь высится зеленый,
Хор свищет соловьев,
Смеется пестрый луг.
Не может быть эпитафии у вечной любви!
Тосканский принц и канатная плясунья
(Амедео Модильяни — Анна Ахматова)
Одним из нежных майских дней 1910 года в знаменитом кафе «Ротонда», что расположено на знаменитом бульваре Монпарнас в знаменитом городе Париже, скандалили двое знаменитых мужчин — один художник, а другой поэт. А за ними наблюдала некая знаменитая женщина, поэтесса…