— На-ка. Выпей.
Одну кружку он вставил в здоровую руку Сергеева, вторую протянул доктору. Половину Федорин выпил одним глотком, а остальное вылил себе на руки над металлическим тазиком. Йенс знал, что такие несчастные случаи не должны иметь место. Кто-то где-то решил ускорить работу в ущерб технике безопасности. Инженер налил рабочему еще коньяку, и теперь, когда худшее было позади, разум пострадавшего начал проясняться.
— Спасибо, господин Фриис. — Он поднял кружку перед Йенсом, потом посмотрел на доктора и повторил: — Спасибо.
— Сергеев, вот тебе деньги на дрожки. — Йенс достал из стола несколько купюр. — Езжай домой. Накормишь семью.
Рабочий поставил кружку на стол и принял деньги. Пальцы крепко сжались на бумажных рублях, оставляя на них кровавые отпечатки. Возникла неловкая пауза. Йенс положил руку на плечо пострадавшего.
— Ты хороший работник, Сергеев. Когда рука заживет, возвращайся. Ты мне нужен здесь.
Бедняга посмотрел на деньги.
— Вы сохраните за мной место?
— Да, обещаю.
— Мастеру это не понравится.
— Мастер сделает так, как я велю.
Раненый слабо усмехнулся.
— Да. Конечно.
Йенс снова почувствовал, как сгущается напряженная неловкость.
— Езжай домой, — повторил он. — Езжай домой и поправляйся.
— Рану нужно будет еще раз перевязать, — заметил доктор Федорин.
Сергеев, продолжая смотреть на деньги, проговорил:
— Я не могу заплатить вам, доктор.
Федорин посмотрел на Йенса.
— Ничего, ваш директор оплатит расходы.
Наконец мужчина оторвал взгляд от денег.
— Господин Фриис, скажите, вы собираетесь всем здесь, в туннеле, оплачивать лечение из своего кармана? Оставлять место за каждым проходчиком, если что случится? Вы готовы облагодетельствовать всех рабочих на всех петербургских заводах? Даже тех, кто, как я, станет калекой?
Йенс взял его за локоть здоровой руки и поднял со стула.
— Отправляйся домой, Сергеев. К жене.
Придерживая правую руку левой, Сергеев направился к двери.
— То, чем я занимаюсь в этих туннелях, — бросил ему вдогонку Йенс, — никого, кроме меня, не касается.
Сергеев резко развернулся, впился глазами в Йенса, потом перевел взгляд на Федорина.
— Это ненадолго, — негромко произнес он.
— Неблагодарный мерзавец, — сказал доктор.
— Он почувствовал себя униженным. Ему захотелось швырнуть мне деньги в лицо. Для него работа в пристойных условиях важнее подачек.
— Йенс, дорогой мой друг, порой мне кажется, что ты до сих пор так и не понял русскую душу. Твой датский разум слишком рационален. Русская душа совсем не такая.
Йенс улыбнулся и поднял кружку.
— Твое здоровье! Выпьем за русскую душу и за русский разум. Пусть они победят врагов прогресса.