Богульный сидел хмурый.
— Ты чем недоволен? — спросил Косых.
— За яким бисом ее ко мне принесло? — дернул плечом Богульный.
— Говори ясней, Тарас. Не мастер я загадки разгадывать.
— Ко мне в десант перевелась: врачом головного отряда. Ты знаешь. У меня их тысячи — хлопцев моих. Все как дети мне. За всех болею, но… тут не выдерживаю. Знаю: и парашюты надежные, и прыгать научились, и все такое, а вот… не могу привыкнуть. Как она на крыло выйдет, так у меня вот тут… нехорошо.
— Старость, Тарас.
Богульный, смеясь, провел ладонью по седеющей щетине головы.
— Ну, нет, брат, врешь. Тут, видно, другое. Уж не нервы ли?
— И у тебя завелись?
— Бис их знает… до сей поры не было, но, может быть, это самое и есть нервы? С одной стороны, я, конечно, рад, дивчина на глазах. А с другой, ведь не все же ученья да тренировки, дойдет и до дела. Передовой отряд! Извольте со всеми своими санитарными пожитками на зонтиках.
— А сама она как на это смотрит?
— Горит.
— Значит, хорошо.
— Мне, знаешь, даже неловко. Раньше у нас с передовым отрядом лекпом да два санитара прыгали, а она бузила-бузила — в округ писала, добилась того, что под санчасть целый самолет отвели. Там у нее теперь все, что надо. Даже собаки санитарные с медикаментами — и те прыгают.
— И ничего?
— Собаки-то? Ничего. Да вот другие отряды недовольны: у них врачи тоже прыгать желают, тоже собак им давай, тоже целый самолет отводи. А командиры бунтуют: нам машины под бойцов нужны. Без врачей, мол, проживем!
— Может быть, и правы, а?
Богульный решительно стукнул ребром ладони по столу:
— Нет, не правы. Они психологии не учитывают. Дивчина права: боец должен знать, что о нем есть кому позаботиться в любых условиях.
Он оживился. Тема была ему слишком близка: он первый сформировал когда-то десантный парашютный отряд. Это было его родное, кровное дело.
Богульный задумчиво посмотрел в темное окно.
— Передо мною всегда стоит один и тот же вопрос, везде и всегда одна мысль: когда ударят? Ты же понимаешь, не то страшно, что ударят, — отобьем, а то, что на нервах играют.
— И все же лучше подождать, чем…
— Эх, милый, я-то разве не понимаю? Это же кровь, кровь народа, наша кровь. Жизни, много жизней с обеих сторон. Разве я не знаю?
— Война будет страшной. Огонь, сталь, химия, электричество…
На дороге послышалась сирена. Олеся крикнула из машины:
— Наговорились? Богульный прищурился:
— Мы-то наговорились…
— И мы тоже. Домой едем?
— Я вот смотрю: кто тебя, такую прыгунью зонтичную, замуж возьмет? Олеся тряхнула головой:
— Берут — и даже одобряют.
— Замуж выйдешь, не до зонтиков будет. Будущий муженек-то, наверное…