Внезапно его охватило бешенство.
- К дьяволу этот дом! - возмутился герцог. - Он полон призраков, которые заглядывают мне через плечо! Завтра же вернусь в Париж - там мое место, и только там я чувствую себя дома!
У него возникло впечатление, будто он бросил вызов своим предкам. Его не покидало ощущение, что они тянутся к нему из своих могил, пытаясь вернуть его в свой круг и заставить подчиниться их воле.
Они звали его. Ему слышались их голоса и виделось выражение жалости и сочувствия в их глазах.
"Я отказываюсь слушать вас! - хотелось ему крикнуть. - Один раз мне уже удалось сбежать от вас. И сейчас удастся!"
Герцог схватил стоявшую возле кровати свечу. От резкого движения пламя заколебалось, и на ковер потек воск. Повернувшись, он распахнул дверь, соединявшую "Спальню короля" и "Спальню королевы".
Между комнатами шел узкий коридор, в котором стоял шкаф. Рядом была дверь в туалет и в ванную.
Герцог, одетый в мягкие туфли, на которых были вышиты его инициалы, бесшумно двинулся по коридору. Поверх ночной сорочки он накинул бархатный халат.
Много лет прошло с тех пор, когда он в последний раз открывал дверь в "Спальню королевы". Тогда он был еще ребенком, и в этих комнатах жили его отец и мать.
По утрам он радостно носился по коридору, соединявшему спальни родителей. Сначала он забегал к матери, чтобы схватить какое-нибудь лакомство с подноса, на котором стоял ее завтрак, а потом мчался к отцу, чтобы посмотреть, как его бреет камердинер.
Комната матери всегда была наполнена ароматами цветов, в любое время года стоявших в огромных вазах на позолоченных столиках, и ее любимых духов, отличавшихся очень тонким запахом.
Герцогу показалось, что до него донеслось с детства знакомое благоухание цветов, однако аромат духов оказался иным.
Это были те самые духи, которыми Сирилла пользовалась сегодня вечером. Они напомнили ему о весенних цветах, вернее, о жасмине, одном из первых вестников весны.
Герцог сообразил, что просидел в своей комнате довольно долго, и время сейчас, должно быть, позднее. Его рука потянулась к двери в комнату Сириллы, но внезапно он подумал, что, возможно, она уже давно спит и его появление может напугать ее.
Он очень осторожно повернул ручку и, когда дверь приоткрылась, заглянул в комнату.
Но Сирилла не спала. Одного взгляда хватило, чтобы убедиться в этом: огромная кровать, застеленная шелковым бельем бледно-синего цвета, столь характерного для севрского фарфора, была пуста.
Свеча, стоявшая рядом с кроватью, высвечивала Сириллу, которая, опустившись на скамеечку и обратившись лицом к стене, произносила молитву.