* * *
К концу дня у меня скопилось большое количество бумаг, требующих оформления. Я, не разгибаясь, сидел за подготовкой проектов решений правительства, а также за рассмотрением почты. Около 7 часов вечера позвонил А. Н. Поскрёбышев и попросил зайти к нему, чтобы взять один документ для оформления. Я сразу же зашел к нему.
Поскребышев сидел у раскрытого окна и всё время прикладывался к стакану с «нарзаном». За окном был жаркий и душный вечер. Деревья под окнами стояли, не шелохнув листом, а в комнате, несмотря на открытые окна, не чувствовалось ни малейшего движения воздуха.
Я взял от Поскрёбышева бумагу. Это было очередное решение о присвоении воинских званий.
— Ну, что нового, Александр Николаевич? — спросил я. Поскрёбышев многозначительно посмотрел на меня и медлил с ответом. Обычно он откровенно делился со мной новостями, о которых знал сам.
— Что-нибудь есть важное?
— Предполагаю, да, — почти шепотом произнес Поскрёбышев.— «Хозяин»,— кивнул он на дверь в кабинет Сталина, — только что в возбужденном состоянии разговаривал с Тимошенко... Видимо, вот-вот ожидается... Ну, сами догадываетесь что... Нападение немцев...
— На нас? — вырвалось у меня.
— А на кого же еще?
— Подумать только, что теперь начнется... — сказал я сокрушенно, испытывая огромную досаду.— Но, быть может, это еще напрасная тревога? Ведь на протяжении нескольких месяцев ходили слухи, что вот-вот на нас нападет Гитлер, но все это не сбывалось...
— А теперь, пожалуй, сбудется,— ответил Поскрёбышев. — Уж очень сегодня что-то забеспокоился «хозяин»: вызвал к себе Тимошенко и Жукова и только что разговаривал с Тюленевым. Спрашивал у него, что сделано для приведения в боевую готовность противовоздушной обороны.
— Да... дело принимает серьезный оборот, — в замешательстве сказал я.
— То и дело поступают тревожные сигналы, — добавил Поскребышев. — Сталин вызвал к себе также московских руководителей Щербакова и Пронина. Приказал им в эту субботу задержать секретарей райкомов партии, которым запрещено выезжать за город. «Возможно нападение немцев», — предупредил он.
Позвонил правительственный телефон. Я вернулся к себе и долго находился под впечатлением сообщения Поскребышева. Тревожное чувство сохранилось, и я решил эту ночь провести у себя в кабинете. Но спал не более двух часов.
* * *
Ранним утром 22 июня мельком видел в коридоре Сталина. Он прибыл на работу после кратковременного сна. Вид у него был усталый, утомленный, грустный. Его рябое лицо осунулось. В нем проглядывалось подавленное настроение. Проходя мимо меня, он легким движением руки ответил на мое приветствие...