В ночь на 18 сентября начальник Генерального штаба Красной Армии передал в столицу Украины: Ставка разрешает оставить Киевский укрепрайон и переправить войска 37-й армии на левый берег Днепра без серьезных потерь. Выполнить эту задачу было крайне трудно. Но другого выхода не оставалось. Чтобы выйти из окружения, надо было пробиваться сквозь вражеские заслоны, пройти сотни километров по занятой противником территории при потерянной связи с соседними соединениями. 20 сентября при выходе из окружения близ г. Лохвицы погиб командующий фронтом генерал Кирпонос.
На следующий день после падения Киева я зашел к Поскрёбышеву и узнал, что Сталин находится вне себя от катастрофы на Юго-Западном фронте.
— Только что состоялся крупный разговор Сталина с Хрущевым, — сказал Поскребышев. — Сталин прямо заявил Хрущеву, что за безрассудные действия тот заслуживает отдачи под суд Ревтрибунала.
— Но я думаю,— добавил Поскребышев,— до этого дело не дойдет.
— Значит, Сталину сейчас не до моих документов? — спросил я. Поскребышев зашел в кабинет Верховного и, вернувшись, сказал:
— Заходи, только ненадолго.
Я вошел в кабинет и сразу же подошел к столу, над которым наклонился Сталин, рассматривая карту Юго-Западного фронта.
— Если все подготовлено правильно, давайте, подпишу, — сказал Сталин, чуть взглянув на меня, и стал читать проект постановления ГКО.
В это время вошел Поскребышев и доложил, что у телефона маршал Тимошенко.
Сталин поднял телефонную трубку и сразу же спросил, как идет отход войск на новые рубежи.
Я стоял очень близко по ту сторону Сталина, с которой он держал у уха трубку. Тимошенко говорил своим зычным голосом, и мне почти все было хорошо слышно.
— Нормально, — прозвучал в трубке голос маршала.
— Потери?
— Отходим с боями, а потому и потери есть.
— Бессмысленной отваги не допускайте, с вас хватит!
— Не понимаю.
— Тут и понимать нечего. У вас иногда проявляется рвение к бессмысленной отваге. Имейте в виду: отвага без головы — ничто.
— Выходит, что я, по-вашему, только на глупости способен?
— О, не перевелись, оказывается, еще рыцари! Загубленных талантов не бывает...
— Я вижу, вы недовольны мной, — слышался густой бас Тимошенко.
— А я вижу, вы слишком раздражены и теряете власть над собой.
— Раз я плохой в ваших глазах, прошу отставку.
Сталин отставил от уха трубку и сказал про себя:
— Этот черт орет во всю грудь, и ему в голову не приходит, что он буквально оглушил меня. Что? Отставку просите? Имейте в виду, у нас отставок не просят, а мы их сами даем...
— Если вы находите — дайте сами.