Подобно тому, как после попойки тащат сильно захмелевшего собутыльника домой, помогая ему держаться по отношению к плоскости тротуара более-менее перпендикулярно, я помогал профессору держаться на ногах, дабы не опозорить себя падением наземь во время преодоления расстояния — не очень-то и большого — между самолетом и терминалом. Профессор то и дело спотыкался, все еще находясь под воздействием прямо-таки лошадиной дозы успокоительных средств, которую он принимал каждый раз перед тем, как ему предстояло сесть в самолет.
— Ну давайте же, проф, просыпайтесь, — понукал я профессора, поддерживая его за плечи. — Я не собираюсь тащить вас на себе аж до отеля.
— Бедняжка… — вздохнула Кассандра, которая в этот момент шла впереди, нагруженная, как мул, тремя тяжеленными рюкзаками. — Он все еще не отошел от своих таблеток. Дай ему время прийти в себя.
— Прийти в себя? Да я дал ему выпить четыре баночки энергетического напитка «Ред Булл». От избытка энергии он уже должен урчать, как мотоцикл.
— Что ты ему дал? — Кассандра остановилась и с удивлением посмотрела на меня.
— А что, по-твоему, я должен был сделать? Отвезти его в реабилитационную клинику?
— Ну ты и осел! От такого количества кофеина с ним мог случиться сердечный приступ.
— Да ладно тебе, не преувеличивай.
В этот момент профессор поднял голову и уставился на нас поверх своих очков.
— Мы уже прилетели? — глядя на нас мутными глазами, спросил он. Его голос дрожал.
— Добро пожаловать в Бразилию, профессор! — воскликнула Кассандра, бросая рюкзаки на бетон и подходя к нему. — Как вы себя чувствуете?
Профессор, часто моргая, посмотрел назад, на самолет, из которого мы только что вышли, затем на голубое небо над нашими головами и, наконец, на свои собственные ладони. Он сжал и разжал их с таким видом, как будто только что заметил, что они у него есть.
— Думаю, что хорошо, — с трудом произнес он. — А… а почему меня так шатает?..
Переезд из аэропорта в отель по предместью города Сантарен и самому городу отнюдь не порадовал нас красивыми видами. С другой стороны окнá такси простирался огромный квартал, состоявший из убогих домишек, которые в большинстве случаев представляли собой четыре стены из кое-как сложенных кирпичей и крыши из больших полиэтиленовых мешков и кусков брезента. Куда ни глянь, везде тянулись аж до горизонта ряды подобных построек, стоящих слева и справа от земляных улочек, которые в сезон дождей, должно быть, превращались в болото и грязевые реки. Время от времени на обочинах дороги, по которой мы ехали, мимо нас мелькали темные силуэты людей с индейской внешностью: то грязные и почти голые детишки, то женщины с корзинами в руках, то мужчины, праздно развалившиеся под деревом или же собирающие пустые банки из-под пива.