Я проверил «ЗИГ-Зауэр», переложил запасную обойму в нагрудный кармашек сорочки под пиджаком.
Дежурная в вестибюле смотрела телевизор и не обратила внимания на мою обувку.
Спускаясь в теплую влажную котельную, ещё на узкой лестнице я услышал голоса. Из каморки Линька Рэя какая-то женщина визгливо кричала по-русски:
— Нет, нет, раз он такой эстонец, пусть сыграет теперь «Вильяндисского лодочника»! Вот пусть сыграет! Вот тогда и посмотрим, какой он эстонец!
— И сыграю…
Квадратная голова Линька Рэя торчала над сверкающим перламутровым аккордеоном, размером с поставленное на попа пианино. Рэй смотрел красными, в темных кругах, глазами на дверь, которую я открыл, и меня не видел. Шевелил толстыми губами, припоминая то ли мотив, то ли слова заказанной музыкальной пьесы. Или песни?
Тощая женщина в черной кружевной кофточке с просвечивающим малиновым бюстгальтером одной жилистой рукой удерживала на весу стакан с бренди, а другой, скрытой столешницей, возможно, шарила у Рэя в штанах.
Вполоборота к двери восседал, судя по оранжевому комбинезону, напарник Линька в засаленной пилотке с кокардой советской армии. Он впихивал маринованный гриб в пасть коричневой собачки, извивавшейся на его коленях.
— Не станет Мукки жрать твой деликатес, парень, — сказал я.
Услышав кличку, Мукки повел влажным носом в мою сторону, шевеля крупитчатыми ноздрями. Я угадал. Это он мотался под ногами, когда я выходил из Домского собора, чтобы увидеть как подсаживают в «Лендровер» Чико. И сказал женщине, приоткрывавшей от удивления рот в размазанной губной помаде:
— Здравствуйте, мадам. Кто бы мог подумать, такая богомолка — и вот на тебе: пьянка с мужиками. Ай-яй-яй! Опрометчивое поведение, крайне! Я могу наябедничать кюре…
Меха аккордеона сжались, издав рев и шипение.
— Господин Шемякин? Вот нежданный гость-то… Заходите. Мы ваш коньяк испытываем. На женщине! Ха-ха! Действует!
Тощая выдернула руку из-под стола.
Я сделал указательный палец крючком и поманил котельщика.
— Поговорить нужно.
— Можно, отчего же…
Он поставил аккордеон на табуретку. «Пассионата» — значилось латиницей на перламутровом корпусе.
— Вы тоже, — сказал я женщине.
— Я вас первый раз вижу.
— В котельной, — ответил я. — А в Таллинне вы рассматривали меня часа три, последний раз в Домском соборе, не далее как вчера. Не припоминаете?
— Ерунду-то не городи! Глаза налил?
— Вставай и пошли, — сказал я ей.
Линьк разбирался с рукавами засаленной дубленки.
— Оденьтесь, — приказал я тощей. — Прогуляемся через бор.
— К брату? — спросил Линьк.
Я кивнул. Показал пальцем на свою обувку.