В этот момент я вспомнил другую песню. Bella ciao. Ее первой исполнила Джованна Марини. А сочинил тоже итальянский партизан. О нем известно немного: был фельдшером, сражался в регионе Эмилия-Романья. Зато доподлинно известно, что в 1947 году с центрального римского вокзала его товарищи отправились на Коммунистический фестиваль молодежи и студентов в Прагу. В результате песню «Прощай, красотка» выучили все их соседи по поезду, потом вся Прага, ну а потом – весь мир. Какая там Джованна Марини! У меня перед глазами возник Муслим Магомаев на сцене Колонного зала Дома союзов. Бывший оперный тенор, в белом смокинге и за роялем, пел, зажигая зрителей:
Прощай, Лючия! Грустить не надо.
О белла, чао,
Белла, чао,
Белла, чао, чао, чао!
Я на рассвете уйду с отрядом
Гарибальдийских партизан.
«О белла, чао, белла, чао, белла, чао, чао, чао»… И далее по «незабываемому» идеологически-лирическому тексту. Социалистической страной Италия так и не стала. Несмотря на все старания Тольятти, Пертини и других народных любимцев. Зато «Белла, чао!» стала любимой песней всех коммунистов мира. «И за свободу родного края мы будем драться до конца. ЧАО!!!» – Магомаев завершал песню громко, зрители Колонного зала рукоплескали, как только могли себе позволить на концерте советские трудящиеся. В русской версии, надо отметить, с фашистами бьются гарибальдийские партизаны. На самом деле в итальянской истории между подвигами Гарибальди и борьбой с фашизмом прошло не меньше шестидесяти лет. Но смысл-то не меняется. Итальянцы – герои, и вообще не боятся никого.
С другой стороны, чего можно бояться в стране, где имя Мадонны поминают каждый день. Все! От папы римского до тринадцатилетних мальчиков. Вот чем итальянцы отличаются от нас: от помощи Мадонны они никогда не откажутся… В начале 1960-х молитвы Робертино Лоретти облетели весь мир. Он молился так красиво, что весь мир начал молиться на него, даже атеистический Советский Союз. «Аааааааааве Марииииия». Еще один музыкальный привет из прошлого. Портрет этого ребенка украшал не одну советскую квартиру, им декорировали красные уголки предприятий и кабины троллейбусов. Письма, подписанные «В Италию, Робертино», шли мешками из Союза каждый день. Строгий костюм, галстук и ангельский голос, парящий из каждого репродуктора. Потом, впрочем, пауза. Помните, как в фильме «Я шагаю по Москве»: «У вас есть Робертино?» – «Нет». – «А почему?» – «Подрос…»
Когда я встретился с Робертино, точнее, синьором Роберто, то не поверил, нет, конечно, с годами ребенок может и должен измениться. Но не до такой же степени! Это было развенчание образа, крушение моих детских иллюзий. Единственное, что выдавало в нем чудо-ребенка, это его такие же, лукавые, искрящиеся глаза. Передо мной сидел обрюзгший мужчина с крашеными волосами в спортивном костюме, мы пили с ним кофе в дешевой забегаловке. Правда, его семья всегда была бедной, а отец-коммунист любил повторять своему талантливому сыну: «Когда поедешь в СССР, возьми меня с собой». А вот его импресарио на восток ехать не собирался. Ведь Советский Союз никогда ничего никому не платил, даже за ангельский голос. Вдруг Робертино Лоретта запел «Очи черные». На плохом русском, хриплым старческим голосом. Выдохнул. «Знаете, это сейчас я езжу в Россию, в глубинку вашу, пою вашим слушателям и Челентано, и Кутуньо, а они только и просят Ave Maria! Ave Maria!» Певец заказал себе еще один кофе, продолжая петь своим чудовищным голосом. Я грешным делом подумал: «Кто же ходит на его концерты, пусть и в российской глубинке?» А он, прервав мои мысли, схватив меня за плечо, и, раздавая воздушные поцелуи в никуда, прокричал: «Спасибо вам, что вы меня помните, да храни вас Бог. Мы еще будем жить друг для друга!» Будем, будем, куда ж мы денемся. Тем не менее сын итальянского коммуниста научил своим молитвам миллионы советских людей. Ведь в Италии религия никогда не считалась опиумом для народа. В церковь здесь ходят и левые, и правые, и коммунисты, и капиталисты. Мадонна-то – главная помощница в любом деле: от победы на выборах до покупки стиральной машины.