Настоящий итальянец (Глускер) - страница 67

Чтобы снять свой первый фильм «Одержимость», «красный граф» Лукино Висконти продал фамильные драгоценности. И все равно хватило с трудом. А в здании на римской пьяцца Навона, где сейчас расположен краеведческий музей Вечного города, состоялся графский кинодебют. В 1943-м году палаццо Браски занимал штаб фашистской партии и одновременно ее киноклуб. На премьере «Одержимости» присутствовал сын Муссолини, а сценарий Висконти помогал писать редактор коммунистической газеты «Унита». Диалоги поражали своей смелостью и частичным отсутствием католической морали. Неудивительно, что к зрительской дискуссии пришлось привлекать полицию. Муссолини тогда и вовсе воскликнул: «Это вообще не Италия!» К слову сказать, политики в первом фильме практически не было. Зато секс, смерть и настоящая, а невыдуманная жизнь в разы превышали нормы фашистской цензуры. Белые телефоны умолкли от ужаса. Звонить было незачем и некому. Говорят, в провинции после премьеры «Одержимости» епископ освящал оскверненный кинотеатр. Конечно, без Ватикана – никуда, если в фильме присутствует, например, такая сцена. Внимание! Разговор двух мужчин. Время действия – 1943-й: «Если ты останешься со мной, то поймешь, что не только с женщинами можно заниматься любовью. Не думаю, напрасно все это». Три года спустя в Америке появилась экранизация той же книги – «Почтальон всегда звонит дважды». Теперь это – киноклассика, а тогда «Нью-Йорк таймс» написала, что сравнивать «Почтальона» с оригинальным фильмом Висконти – все равно что сравнивать рекламный ролик «Макдоналдс» с постановкой «Травиаты».

Если «Одержимость» стала первым «залпом итальянской Авроры», то настоящий переворот в мировом кино случился в 1945-м году, здесь же, в Италии. Именно тогда Роберто Росселини снял «Рим, открытый город». Политики в нем было не меньше, чем в газетной передовице. Девять месяцев фашистской оккупации Рима только что закончились. Прототипы героев только что погибли. Росселини не побоялся и вывел актеров на улицы разоренного города. А актеры просто повторили то, что произошло в жизни. Сценарий дописывали по ходу съемок борцы Сопротивления и молодой Федерико Феллини. Революция, о которой итальянские кинематографисты мечтали всю войну, свершилась. Правда, главный герой снова оказался не коммунист, а священник. Все-таки это Италия, а не Советский Союз. Да и, как мы помним, Ватикан сыграл не последнюю роль в рождении итальянского кинематографа. Впрочем, дон Пьетро помогает именно коммунисту скрываться от гестапо. Мой старый знакомый, самый известный римский проповедник, отец Фабио Розини объяснил мне, что ничего на свете не бывает случайно: