Причина в том же незавидном положении подследственного — он готов ухватиться за любую соломинку, связывая с ней надежду на спасение. Подследственный даже может наговорить на себя лишнее!
Все уловки приносят только временный успех, только в ходе предварительного расследования, о чем следователи забывают. В судебном заседании «успех» оборачивается брешью и компрометацией следствия».
Боб Шпиган рассказывал курсантам Алексеевских информационных курсов о своей отсидке под следствием в течение двадцати месяцев в Гонконге в бытность этого города британской колонией. Боб оказался за решеткой за превышение полномочий — выследил двух новозеландцев, выкравших партию сырых алмазов в Амстердаме, и допросил их «с пристрастием». Камни возвратили владельцам, а Боба, подставленного подельщиками поисковиков бриллиантового сырья, засадили в тюрьму. Кто-то, как говорил детектив, позаботился о поступлении в полицию свидетельств его причастности к контрабандной торговле опиумом.
В первую же ночь в портовой тюрьме Шпиган поставил себе задачу: «пережить, хотя бы на один час доносчиков». Месяцы шли, казалось, что неволя и допросы не кончатся никогда, но он оставался верен своей «идее-фикс» — пережить «их». Он видел, как европейские сокамерники в этой азиатской тюрьме теряли надежду, впадали в отчаяние и переставали есть. Их живьем пожирало чувство обреченности, а Боб-то знал, что обреченность только изобретение следователей, выдумка глупее, чем сказка о том, что «преступнику положено сидеть в тюрьме». Он не позволял унынию и злобе овладевать собою, поскольку и то, и другое выматывали силы, он экономил в себе «что только мог». Другие отворачивались от реальности, погружались воспоминаниями в прошлое, теряли чувство времени… Боб Шпиган был устремлен всеми помыслами и надеждами в будущее.
«За пятнадцать лет своей авантюрной жизни, — сказал он, — я ввязывался во многие свалки, но тюремную битву, самую трудную, мне приходилось вести против самого себя…»
Примечательно, насколько эти слова перекликается с рассказом, поведанным почти тридцать лет спустя Григорием Пасько, капитаном второго ранга ВМС РФ. Проведя в камере Владивостокского СИЗО свои двадцать месяцев, включая восемь в одиночке, он записал:
«…Я приближусь к той грани человеческого сознания, за которой начинается бессознательное. И испытаю жуткое желание переступить эту грань. От вывода до крика, от крика до мычания, от мычания до физической боли в голове и груди переходил я изо дня в день, путая дни и ночи, с одним приказом самому себе: не сдаваться».