Внезапный страх, появившийся в его глазах, заставил Викторию умолкнуть.
— Мы не те? — переспросил он.
И хотя Виктория не касалась незнакомца, ей почудилось, что она слышит биение его сердца. Пытаясь побороть страстное желание, она положила руку на его обнаженную грудь.
— Нет, — прошептала она. — Постарайся вспомнить.
Он отвернулся, и ей захотелось крикнуть, чтобы он не уходил. Но она не издала ни звука, а Норман подошел к окну и стал смотреть на мерцающую воду залива. Словно напуганная его взглядом, вспорхнула белая цапля, и ее нескладное тело обрело в полете изысканную грациозность.
Когда Норман заговорил, голос его был приглушен, а тон резок. Он явно противился правде.
— Ты — Виктория. Я — твой муж. Это все, что следует помнить. Это единственное, что имеет значение.
Виктория не ответила, прикрыв глаза под его строгим взглядом.
— Я знаю, в браке все меняется, Виктория. Люди могут расходиться, умирать. Ты тоже думаешь о том, что умрешь.
Виктория открыла глаза. Ее пронзил мучительный страх: он вспоминает. Пускай он сам не сознает этого, но в его словах, в его искаженном от боли голосе она слышала отзвуки того времени, когда умерла жена Нормана.
— Но ты собрала все осколки вместе. Ты учила меня, что надежда не умирает. И я знаю это, Виктория. Я люблю тебя больше всего на свете. Без тебя я ничто.
Не в силах совладать с собой она бросилась к Норману. Его признание разрушило последние преграды и с безошибочной точностью достигло самого сердца.
— Норман? — позвала она, чуть заметно касаясь его руки.
Он медленно повернулся. В каждой черточке его лица сквозила печаль. Печаль и какое-то странное болезненное смирение. У него был взгляд человека, которому сообщили, что надежды больше нет, что с этого дня солнечный свет стал непроницаемым мраком.
Виктория не хотела лгать, но видеть, как подавило его холодное отчаяние, она тоже не могла.
— Я здесь, — робко сказала она. — Я помогу тебе.
— О, Виктория, — проговорил Норман.
Он закрыл глаза и поднял лицо, словно утопающий, только сейчас глотнувший свежего воздуха. Он внезапно прижал женщину к груди, ласково покачивая, словно успокаивая, и ее и себя. Его руки дрожали. Она пробормотала что-то о его теплоте, силе. Он тяжело вздохнул и мягко выпустил ее из своих объятий.
Виктория в изумлении отступила назад. Ее глаза встретились с глазами Нормана, и она невольно подняла руку к его щеке, словно спрашивая о чем-то или на что-то отвечая. Норман прижал ее другую руку к своей груди.
— Ты нужна мне, — ровно произнес он, и если бы Виктория не ощущала бешеного биения его сердца, то подумала бы, что эти слова для него ничего не значат.