Норман в последний раз похлопал ее по спине и отстранился. Это были прощальные прикосновения. Губы его плотно сжались, а на лице застыла решимость. Казалось, в его сердце проник уличный холод.
— Я тоже тебя люблю, Виктория, — едва слышно молвил он с печалью расставания во взгляде.
И прежде, чем Виктория попыталась остановить его, повернулся и вышел.
От ледяного воздуха перехватило дыхание. Казалось, ветер вонзает шипы в его спину. Но холод не отрезвил Нормана, не внес ясность в его мысли, а еще плотнее окутал их туманом.
В тот момент, когда он был в объятиях Виктории и его губы коснулись ее нежной кожи, Норман вдруг ощутил внезапный ужас. Он понял, что она совсем для него чужая. Руки, скользившие по его плечам, запах духов, шелковистые волосы — все было незнакомым.
— Где вы в первый раз увидели этого парня?
— Что? — переспросил Норман.
Голова его стала тяжелой, а грудь с трудом сдерживала рвущийся крик.
Только что пальцы Виктории притрагивались к нему, но поняла ли она, что мыслями он далеко от нее? Он произнес про себя ее имя, и разом ожили тысячи призрачных, как мечты, воспоминаний: ее улыбка, вкус губ, тепло прильнувшего к нему тела, замутившийся взгляд, когда она громко выкрикнула его имя, и напрягшиеся в порыве страсти бедра.
— Я люблю тебя, Виктория. — Он не просто произнес, он только теперь постиг смысл этих слов.
— Сэр?
— Там, — сказал Норман, показывая на заросли, окружавшие дом справа. — Там он выстрелил в Макса.
— Макса?
— В собаку.
— Ах, да. Правильно, — смущенно отозвался полицейский.
Второй из них подошел к кустам.
— Здесь много не увидишь.
— Очень жаль вашу собаку, — проговорил первый.
Норман нахмурился, но не из-за слов полицейского, а из-за ухудшающейся погоды: дождь с градом хлестал его по лицу. Но этот шторм был ничто по сравнению с бурей, бушевавшей в сознании Нормана. Макс вовсе не его собака, а Виктории. Он слышал ее рассказы о Максе по телевизору и потому много знал о нем, например, чем его кормят. Но ведь если Макс — собака Виктории, то это и его собака.
— Пустяки, с собакой все в порядке, — автоматически ответил Норман, — просто царапина. К счастью, он стрелял из пистолета 38-го калибра.
— Как вы это установили?
— Он всегда им пользуется.
Норман скорее почувствовал, чем услышал, последовавшую за этим паузу.
— Хм, откуда вам это известно, мистер Генри?
Норман смотрел мимо нахмурившихся полицейских.
— Что?
— Я спросил, откуда вам известно, что у того парня пистолет 38-го калибра?
Неужели он сказал это вслух? Что с ним происходит? Что тут вообще происходит?
— Я — Норман Генри, — вдруг произнес он и вздрогнул. Норман увидел перед собой не хорошенький домик, а абсолютно пустую квартиру и понял, что его дом там. Он вспомнил, что продал свой коттедж, когда умерла Мэри. Просто не мог смотреть на вещи, которые она так тщательно подбирала, чтобы сделать его уютней. Он не выносил их вида, потому что Мэри уже не было, а вместе с ней жизнь ушла из этих вещей.