Полицейский тихо прошептал Питу:
— Перед тем, как упасть, он говорил совершенно непонятные вещи, словно пытался доказать свою невиновность.
Тем временем Виктория, не обращая ни на кого внимания и думая только о Нормане, провела его в комнату и усадила в кресло. Он откинулся на спинку и закрыл глаза.
— Я так устал, — пробормотал он, — все кружится перед глазами.
Джек всегда говорил, что лучшее лекарство — это сон, тем более для того, кто испытал потрясение, а потому Виктория попыталась уложить его в постель.
— Нет, — сказал Норман, открывая глаза. — Он вернется.
— Надо уехать, — предложила Виктория. — И тогда он не сможет нас найти.
Краем глаза она заметила, как полицейские обменялись многозначительными взглядами.
— Мэри ведь умерла? — проговорил Норман. Его глаза требовали правды.
Что ответить? Она ничего не могла утверждать, зная лишь то, о чем Норман успел написать. Если его рассказ правда, то Мэри действительно умерла.
В конце концов, Виктория нашла компромиссное решение.
— Ты мне так говорил.
— Когда?
— Что когда? Когда она умерла? — переспросила Виктория.
— Когда я тебе это говорил? Я не помню.
— Вчера.
— Вчера? Я потерял счет времени. Все так запутано.
Виктория положила руку ему на плечо.
— Тебе нужно поспать, — сказала она, и Норман согласно кивнул.
Она поднялась и встретила вопросительный взгляд Пита.
— Позови Джека, — сказала она, — попроси, если он, конечно, сможет, снова приехать к нам.
Похоже, события выстраивались в одну нить.
Пит кивнул и пошел звонить Джеку. Тем временем молодой полицейский решил все как следует осмотреть, а Виктория отправилась приготовить комнату для гостей. Войдя туда, она сдернула с кровати покрывало, включила свет, а затем вновь спустилась вниз.
Норман ждал ее в дверях кабинета. Она положила его руку себе на плечо и обняла за талию, удивляясь, что делает это нежно, будто в последний раз.
Норман успешно преодолел коридор, но его неожиданно взволновала кровь на свитере.
— Я ведь не ранен. Чья эта кровь?
— Макса, — ответила Виктория, помогая ему войти и лечь на кровать.
— А кто такой Макс?
Именно этого она и боялась. Виктория знала, что невыносимо будет наблюдать, как он позабудет обо всем случившемся в ее доме. Но действительность оказалась страшнее. Она походила на медленную мучительную смерть.
— Макс — моя собака, — наконец печально молвила она.
— А-а-а, — протянул Норман и затем, словно желая проявить вежливость, спросил:
— Тяжело ранена?
— Нет. Ты перевязал ее.
Оказалось, она может двигаться, слушать, разговаривать, но каждая клеточка в ней кричала от боли и отчаяния.